Мортен Рамсланд - Собачья голова

Незадолго до переезда у братишки Кнута появилась новая страсть: он стал убегать или — как он позднее скажет — отправляться делать открытия. Это значило, что у Ушастого внезапно появился целый ряд новых обязанностей, таких как сбор предметов под окнами и поиски сбежавшего младшего брата. «Кнут! — раздавались его крики на окрестных улицах. — Ты где?» Случалось, он находил братишку на каких-нибудь самых дальних задворках гоняющимся за котами, в контейнерах для отходов, где тот рылся в поисках золота, или же ловил его в нескольких километрах от дома: Кнут хотел понять, насколько далеко сможет уйти.

— Что бы мы без тебя делали? — говорила Бьорк Ушастому, когда тот возвращался домой с пропавшим братишкой.

Эти обязанности повысили ответственность Ушастого, он полагал, что именно ему отводится роль организующего начала в семье, — позднее это найдет выражение в бесчисленных конвертах с хрустящими пятисоткроновыми купюрами, которые он будет отправлять брату на другую сторону Атлантики. Когда Ушастый незадолго до переезда в первый раз показал матери свою разросшуюся коллекцию, она, бросив на него восхищенный взгляд, сказала, что с таким богатством в доме им всегда будет обеспечен кусок хлеба с маслом. Стремление Бьорк постоянно подчеркивать, что старший сын — свет в окошке и что он в сто раз надежнее отца, побудило Ушастого еще яростнее бороться за деньги на причале. И поскольку ему было известно, что американские монеты не особенно ценятся среди настоящих коллекционеров, он часто менялся с другими мальчиками, получая от них взамен американских старые и гораздо более дорогие монеты. В школьном дворе он провел на плитах мелком черту и предложил ребятам играть в такую игру: все бросают монеты, и тот, чья монета окажется ближе всего к черте, забирает все деньги. А на бергенских причалах мальчишки, которые были младше его, уже стали ловить для него крабов.

Зажав под мышкой свое нумизматическое сокровище, Ушастый ехал на самом верху первой из трех телег, которые перевозили их в новый дом, куда, как предполагалось, они переезжали на всю жизнь. За исключением отдельных мелочей, весь дом был спроектирован и построен Аскилем самостоятельно, и влияние кубизма невозможно было не заметить. «Почему столовая шестиугольная, почему ты сделал такой кривой коридор?» — спрашивала Бьорк, когда впервые осматривала дом. От остальных комментариев она воздержалась: некоторые двери не закрывались, крыша протекала, теплоизоляция оставляла желать лучшего, деревянные полы были проструганы так плоха, что можно было занозить ногу. Но даже кубистические выверты не могли отравить радость, а Бьорк к тому же чувствовала облегчение от того, что избавилась от властной свекрови и ее отвратительных витаминных напитков.

Ушастый был в полном восторге. У него появилась собственная комната! Весь день он радостно бегал по дому, а вечером забрался под новую мойку, чтобы осмотреть шкафчик. Он закрыл за собой дверцу и, вынув огрызок карандаша, принялся рисовать на внутренней стороне дверцы своих чудищ. Находясь в том полузабытьи, в которое он всегда погружался под мойкой, он услышал, как Расмус Клыкастый говорит о полных монет сундуках, которые заставляют любезных молодых дев петь песни. Но хотя он постепенно и познакомился с миром Расмуса Клыкастого, ему по-прежнему было трудно понять, к чему нужны все эти молодые девы. Единственной знакомой, которая хотя бы отчасти соответствовала его представлениям о молодой деве, была Распутная Линда, о ней вечно трепались все мальчишки. Однажды, когда он пробегал мимо нее, Линда крикнула: «Эй, Нильс! Говорят, ты сегодня поцеловал шар!» — но Ушастый не остановился. Он был уверен, что в ее словах скрывается какая-то колкость, и с возбуждением думал о том, чем она занималась в дальних сараях с другими мальчишками. О ней ходили самые разные слухи. Самые абсурдные утверждали, что она берет мальчишечьи письки в рот. «Скоро я буду так богат, что Линда будет просить у меня дать в рот», — заявил однажды Турбьорн-долгоножка после одного победного сражения на причале, и хотя Ушастый был уверен, что это слишком нелепо, чтобы быть правдой, но видение Распутной Линды с писькой во рту все-таки вызывало у него бурю эмоций. «Что, они писают ей в рот?» — подумал он, но вскоре выкинул эти мысли из головы и стал дальше рисовать своих чудищ. Когда он, очнувшись, взглянул на них, — его позвала Бьорк, потому что братишка Кнут опять сбежал — он никак не мог понять, зачем нарисовал их, и быстро выбрался из шкафчика, почувствовав какой-то неприятный вкус во рту. «Кнут! — закричал он, выйдя из дома. — Где ты?»

— Здесь, — раздалось со склона горы напротив дома. Когда Ушастый забрался наверх, то увидел Кнута, который показывал пальцем на судно. Сверху было видно море и большую часть Бергена.

— Кораблик плыть далеко, — сказал Кнут, радостно подпрыгивая, — плыть далеко.

— Да-да, — ответил Ушастый, беря его за руку.

С тех пор как Аскиль впервые взял Кнута с собой, чтобы посмотреть на одно из только что построенных судов, у мальчика появилось маниакальное увлечение кораблями. Да и мама Ранди, страдавшая по ночам кошмарами, в которых судно Круглой Башки тонуло в бурном море, частенько рассказывала Кнуту о полных опасностей плаваниях по океанам.

— Хочу обратно! — сказал Кнут, когда они спускались вниз по склону.

— Да-да, — сказал Ушастый, уводя братишку в дом, где Бьорк стала превозносить старшего сына до небес.

— И что бы мы без тебя делали? — сказала она, погладив гордого спасателя по голове.

«Без меня все пошло бы к чертям», — подумал Ушастый и ушел к себе в комнату изучать монеты.

Малышу Кнуту стало легче убегать из нового дома, но в остальном никто из членов семьи не видел никаких отрицательных сторон переезда, мама и папа, казалось, снова любили друг друга, и в первые выходные в доме царило удивительно приподнятое настроение, но вот настал вечер воскресенья. И Ушастый понял — «и как же я раньше этого не сообразил», переживал он — что дорога к школе и товарищам на Скансене теперь проходит через злосчастный район, где в поисках жертвы бродили вооруженные дубинками толпы врагов.

«Все пошло к чертям, — подумал Ушастый, — да, все пошло к чертям».

Всю ночь он не мог заснуть, обдумывая самые страшные из возможных ситуаций. Перед ним возникало несчастное лицо Турбьорна, когда тот, промокший до нитки, появился после мытья в ледяной воде у плотины Скансен. Ему, например, стало ясно, что если его схватят и запрут в сарае, то не будут класть собачье дерьмо в штаны. Нет, ему мальчишки из вражеского района, по всей видимости, попытаются засунуть какашки в уши. И Ушастый поклялся себе, что больше никто никогда ничего не засунет ему в уши.