Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

— На все воля аллаха.

Кудрет едва не пустился в пляс от радости, но виду не подал. Теперь и Идрису фортуна улыбнулась. Неужели им обоим суждено из городских мошенников превратиться в добропорядочных землевладельцев? Все это прекрасно, но что они смыслят в сельском хозяйстве?

Поздно вечером Кудрет завел об этом разговор со своим будущим родственником.

— Думаешь, я больше твоего смыслю? — сказал Кемаль-ага. — Управляющий у нас толковый, он и командует всеми этими батраками и десятниками. А наше дело — есть да пить.

— Все ясно, — усмехнулся Кудрет.

— Будешь управлять свояченицей — это все, что от тебя потребуется. А хозяйство — не твоя забота. Да и не моя.

Как это понимать? «Управлять свояченицей» — это ясно. А вот что значит хозяйство — не их забота? Нет, он не может рассуждать, как этот болван с золотыми зубами. Ладно, сейчас он скрепя сердце промолчит. Но что будет, когда он выйдет из тюрьмы, женится и войдет в свою новую роль владельца огромных угодий? Он привыкнет к своему положению, а привычка, говорят, хуже бешенства.

— Что-то ты призадумался!

Кудрет тряхнул головой и спросил:

— Как обстоят у вас дела с банковскими кредитами?

— С какими кредитами? — не сразу понял Кемаль-ага.

— Как это с какими? Разве во время мотыжения или уборки урожая вам не нужны деньги?

Кемаль-ага рассмеялся:

— Ах, вот ты о чем… Тут, свояк, дело такое: если у власти твоя партия — все прекрасно, как в раю, если не твоя…

— Что тогда?

— Сам понимаешь. Нынче двери всех банков для нашего брата закрыты. Ну, не всех, разумеется. Начисто кредитов нас не лишили, хотя рассчитывать на особую щедрость не приходится. Но ничего — денег не просим ни у друзей, ни у врагов, свои водятся. У тебя, в Анкаре, должно быть, есть связи?

— Это уж совсем другой разговор, — не моргнув глазом соврал Кудрет.

Однако Кемаль-ага остался доволен его ответом и продолжал:

— Словом, кто в оппозиции, тем туго приходится!

— У страха глаза велики! Я хочу сказать, что банковские кредиты — не проблема.

— Даже для тех, кто в оппозиции?

Кудрет поднял на Кемаль-агу твердый взгляд:

— Да, даже для них!

Кудрет, казалось, упрекал его в незнании простых истин, но делал он это корректно — Кемаль-ага не обижался.

«А вдруг завтра он женится на моей родственнице, узнает, что я распоряжаюсь большинством ее земель, и они захотят от меня избавиться?» У Кемаль-аги и своей земли было достаточно, но основной доход он получал с земель свояченицы.

Кемаль-ага теперь уже с опаской поглядывал на бея-эфенди, который сосредоточенно о чем-то думал. Если бы он знал, что все мысли Кудрета заняты свояченицей! Но он этого не знал. А упреки бея-эфенди начинали его раздражать. Каким он был приятным и покладистым поначалу! Смотрел на Кемаля маслеными глазами, произносил медовые речи. А с тех пор, как познакомился с его свояченицей, стал чересчур строгим.

Ход мыслей Кудрета был примерно таким же. Раз луна с ним, он может наступать звездам на хвост. Свояченица в его власти. Пусть она вдова, зато богата и красива, и ничто не может помешать их счастью. Мать его умерла, жена подала на развод, с какой же стати он должен лебезить перед помещиком?

Кудрет встал с постели. Тотчас вскочили на ноги и слуги.

— Вы в туалет, бей-аби? — спросил один из них, беря кувшин с водой.

Но «ревизор» даже не удостоил его ответом.

Слуга все понял и побежал вперед. Окинув всех гордым взглядом, «ревизор» вышел из камеры. У лестницы его окликнул один из беев, сидевших на широкой, как тахта, лавке.

— Бей-эфенди!

Кудрет остановился и нехотя повернул голову.

— Снизойдите, выпейте с нами кофейку!

Польщенный, «ревизор» ответил:

— Охотно. Когда буду возвращаться.

Пригласивший «ревизора» коренастый, плотный мужчина со смуглым лицом, при галстуке служил когда-то в суде секретарем и получил семь с половиной лет за присвоение казенных денег. Товарищи прозвали его Протокольщиком. Он знал уйму скабрезных каламбуров и анекдотов, изредка готовил для приятелей напиток из лимонного одеколона, после чего все тюремные уборные благоухали.

Как только «ревизор» исчез из виду, Протокольщик заметил:

— Сам председатель уголовного суда позавидовал бы такой внешности!

Протокольщик и его друзья — писари и банковские служащие — слыли в тюрьме грамотеями. За небольшую мзду они составляли письма, прошения, кассационные жалобы, а выручку делили между собой. Они интересовались каждым новым заключенным и почти безошибочно определяли, грамотен он или нет. Если же возникали сомнения, терпеливо, изо дня в день наблюдали за новичком, особенно если он был при галстуке, выспрашивали, вынюхивали и в конце концов определяли, соперник он им или нет. Если «галстучник» оказывался грамотным и изъявлял желание сотрудничать с ними, ему предлагали заключить джентльменское соглашение. Соглашения были разные. Долгосрочники, уже просидевшие не один год, были, конечно, в более выгодном положении, чем новички. И если новичку хоть изредка что-то перепадало, он должен был молиться богу и не роптать. А тому, кто роптал, «вправляли мозги». Какой-нибудь бродяга за плату избивал непокорного в тюремном дворе либо пырял его ножом в зад. А ведь известно: никто не трясется так за свою жизнь, как «галстучники». Поэтому «вправлять мозги» приходилось не так уж часто. Обычно новичок довольствуется возможностью посидеть за столом с бывалыми «галстучниками» и досыта наесться. В таких случаях все заканчивалось благополучно.

Однако личность, именуемая Кудретом Янардагом, все еще оставалась для них загадкой. Кто он, обыкновенный мошенник или, как болтают в тюрьме да и в городе, важный чиновник из Анкары? Судя по виду, он скорее чиновник. Сколько величия, сколько высокомерия! И одет с шиком.

Персона да и только. Даже в уборную его провожает слуга. А когда шествует по двору, все заключенные стихают и расступаются перед ним. Знай они точно, что он мошенник, а не чиновник, все было бы проще. За небольшое вознаграждение какие-нибудь бродяги так бы его отделали гнилой картошкой и тухлыми яйцами, что от его важности не осталось бы и следа. Но это рискованно. Прежде надо хорошенько его прощупать.

Как только Кудрет, возвращаясь из уборной, стал подниматься по лестнице, пятеро старожилов тюрьмы вскочили со своих мест.

Кудрет небрежно опустился на покрытую ковриком лавку и произнес:

— Не утруждайте себя. Садитесь, пожалуйста!

Бывшие судебные секретари, судебные исполнители и банковские чиновники с сединой в бороде и усах, привыкшие гнать в шею всяких просителей, кричать на них, вдруг поджали хвосты, съежились, присмирели. Ничто не ускользнуло от их придирчивого взгляда, даже то, что у «ревизора» нет ни единого седого волоска. А какой у него костюм, как он держит себя! Словно создан для того, чтобы повелевать другими.