Ю Мири - Золотая лихорадка

— По крайней мере, то, что ты не можешь руководить фирмой, ты теперь понял. Кадзуки-сан, ты должен был унаследовать «Вегас» после того, как повзрослеешь. А до этого тебе необходим был отец.

Но чего же ему недостаёт, чтобы считаться взрослым? Почти все его проблемы возникли из-за того, что взрослые считают его ребёнком и не допускают в свой круг, и в конечном итоге это потому, что у него нет авторитета, чтобы распоряжаться людьми. Прежде всего нужно научиться разговаривать, чтобы, как Канамото, безгранично властвовать над людскими сердцами, а ещё нужно знать законы. Подросток ещё раз дал себе слово изучить законодательство, не только торговое, а всякое. А разговаривать так, чтобы навязать людям свою волю, его мог бы научить Канамото. Хорошо бы, чтобы иногда он позволял у него переночевать, ведь он же ему как учитель. Подростку нравилось в нём всё: то, как он пьёт джин, тембр голоса, напоминающий ржавое железо, жёсткость — то, что он словно чувствует своё превосходство. Подросток очень хотел понравиться Канамото. Что же он может сделать для этого? Как завладеть сердцем этого человека? Подросток смотрел в лицо Канамото почти влюблёнными глазами.

— У меня есть золотые слитки. Тебе нужно?

— Вот как? А откуда они у тебя? — Канамото вспомнил, как когда-то, в туннеле под эстакадой, мальчишка спросил его о цене золота. Тогда же он отдал ему гольфовую клюшку. Сугимото говорила, что он клюшкой насмерть забил доберманов. Это было в тот самый день.

— Дедушка перед смертью сказал, что он их оставляет не папе, а мне. Он говорил, что это даже лучше денег. Тебе надо?

— Не надо.

— Почему? — Он тут же пожалел, что спросил, но не спросить не мог.

— А что я с ними буду делать? Ведь ты, Кадзуки-сан, даришь их мне, потому что тебе они не нужны. Возьми, боже, что нам не гоже… Такое и говорить-то не стоит.

— Ты меня ненавидишь, да?

Канамото молчал.

— Стань моим папой! — Эти слова слетели с языка неожиданно, подросток и сам не понял, что он говорит.

У Канамото защемило сердце от этого простодушного лица, оно принадлежало даже не четырнадцатилетнему подростку, а ребёнку четырёх-пяти лет. Этот ребёнок давно уже нуждается в ком-то, кто заменил бы ему мать и отца, в сильном взрослом человеке, которому можно было бы довериться. А может быть, ему нужна нежная и тёплая рука, которая защитила бы, нужен взрослый человек, который ни за что его не предал бы, который принял бы всё. Когда-то они играли в «золотом квартале» в прятки, и, если Канамото приходилось прятаться слишком долго, он выглядывал из-за угла какого-нибудь бара и видел мальчика столбом стоящим посреди дороги с крепко сжатыми кулаками — так ребёнок пытался побороть свои страхи. Канамото мяукал по-кошачьи, и мальчик, озираясь по сторонам, шёл в его сторону. То, как при виде его ребёнок бросался навстречу, обнимал и цеплялся за руку, Канамото и сейчас отчётливо помнил, вплоть до ощущения прикасающейся детской щёчки. «Раз-два-три-четыре-пять, иду искать…» — пока этот ребёнок считал, уткнувшись лицом в дерево, ему исполнилось четырнадцать, но неужели в действительности он всё тот же пятилетний малыш, стоящий посреди дороги? «Стань моим папой…» — Канамото прогнал от себя звенящий в ушах сладкий отзвук этих слов.

— Я не смогу заменить тебе отца. Не тот я человек.

Подросток хотел сказать что-то, но только раскрывал рот, как золотая рыбка, всплывшая на поверхность мутной воды, чтобы глотнуть кислорода. Канамото подумал, что мальчишка плачет или пытается заплакать, но не может.

— Ты ведь отца убил?

Из горла подростка прорвалось какое-то сипение, уставленный в пространство взгляд он медленно перевёл на Канамото и пристально посмотрел ему в лицо:

— Я не убивал.

Оба застыли в тишине. Неизвестно, сколько минут это продолжалось, поскольку часов в комнате не было, а на руке подростка не было «Ролекса».

— Вот как… — Канамото был поражён тем, что его переполняло не столько отчаяние, сколько грусть. Уж не считает ли он в глубине души этого мальчика своим сыном? — подумал Канамото и тут же сказал себе: нет. Нет, не в этом было дело, просто Канамото и сам впервые в жизни попытался по-настоящему серьёзно отнестись к другому человеку. С этим ребёнком, с которым он не был ни в кровной, ни в денежной зависимости, Канамото сознательно решил связать себя с того самого момента, когда до него донёсся слух об исчезновении Хидэтомо. Думал ли он, зачем решил себя связать с совершенно посторонним человеком? На подсознательном уровне это было нечто даже большее, чем любовь, но, так и не сумев разглядеть истинную сущность этой привязанности, он должен был теперь её порвать. Ему представилось, что одна из привязанных на канале лодок оторвалась и её уносит в темнеющее море. Ведь это мог быть кто угодно — почему же оказался этот мальчишка? Не один десяток лет назад Канамото обнимал на втором этаже какого-то бара свою знакомую проститутку, и она легко и весело сообщила: «Забеременела, твой ребёнок-то, завтра вытравлю». Слова похожи были на летящий в небо теннисный мяч, посланный неверной рукой. Той проститутке хотелось не с клиентом, не с другом, а совсем с чужим человеком связать себя какой-то историей, не только сексом. Может, теперь и для него настало время искренне нуждаться в другом и стремиться разделить чью-то историю? Историю преступления этого мальчишки?

— Так ты не поможешь мне?

Мало того, что он не поможет, ведь он знает об убийстве! Подросток почувствовал, как из глубины его существа поднимается ненависть, и это вернуло ему спокойствие.

— Значит, ты думаешь, что я убил. Если хочешь, можешь сообщить в полицию, пожалуйста!

— К несчастью, я ненавижу полицию, так что не тревожься понапрасну. Я не запугиваю тебя. Только знай, что, если на руднике показалось золото, туда слетаются все подряд, не только Хаяси с Сугимото. Никто не сможет удержать их, вычерпают всё до дна и ничего после себя не оставят.

— Ну ясно, ты ведь якудза, да?

— A-а… Ну да. Вернее сказать, что даже якудза из меня не вышел. Но и я не с рождения бреду в тёмном туннеле. Надеюсь, сумею ещё порадоваться солнышку.

— Не думал я, Канамото, что ты такой грязный тип. Никогда тебе не забуду, что ты бросил меня. Так запомни же: когда-нибудь я тебе отомщу обязательно!

Подросток быстро встал и направился к выходу, Канамото взял его за плечо, пытаясь остановить.

— Ты совсем не думаешь о том, что убил своего отца?

Глаза подростка широко распахнулись, словно о чём-то взывая, и тут же закрылись, обратившись в тёмные впадины и черноту.

— Я не убивал, поэтому не понимаю, о чём ты. Но уж лучше убить, чем хотеть этого и не делать. Раскаиваться — это всё равно что дерьмо жрать. Канамото, ты хоть раз раскаивался?