Масако Бандо - Дорога-Мандала

Под вывеской «US ARMY R.T.O.», [29] US ARMY R.T.O. — подразделение связи армии США. R.T.O. — сокращение от «radio telephone operator». скучая, стояли в карауле белые солдаты. С винтовками наперевес они наблюдали за проходящей перед ними толпой японцев, а те шли мимо, смеясь и болтая, будто не замечали караула.

Саю вновь охватило странное чувство, испытанное ею, когда она видела составы оккупационной армии.

Здесь встречались два разных мира: спокойный мир армии белых, кичившихся своей силой, и суетный мир мечущихся голодных и нищих японцев. Эти два мира не пересекались — так впадающие в одну реку мутные и чистые воды образуют разные потоки. Эти два мира словно снились друг другу.

Плохо оказаться втянутым в оба эти сна, думала Сая. Люди втягивают друг друга в свои сновидения. Если ты оказался втянутым в чужой сон, то что бы ты ни делал, всё будет тщетно. Любые слова, любые поступки станут лишь частью сна, в котором ты оказался.

Взяв сына за руку, Сая вышла в город. Перед станцией толпились маленькие магазинчики, сколоченные из досок и жести, торговавшие разнообразным съестным и хозтоварами. Это была точная копия рынка в маленьком малайском городке. За рынком чернели обгоревшие здания. Похоже, и этот город не обошла война. В небе за обгоревшими зданиями безмолвно высились зелёные горы. Сая задрала голову и приоткрыла рот — таких высоких гор ей ещё не доводилось видеть. Горы и холмы растворялись в зелёной дымке и в синеве небес. Они казались прозрачными и прохладными.

Сын потянул её за руку и попросил есть. Со стороны рынка плыли вкусные ароматы. Сая направилась к рынку. Чего только не было разложено по обеим сторонам дороги: разбитые кожаные ботинки, переделанная в кастрюлю железная каска, поношенная одежда, рабочие перчатки, рыба, овощи, мыло, гвозди, пирожки, конфеты. Женщины торговались, зажав в руках кошельки. Босоногие, перепачканные в грязи дети. Рынок кипел оживлением. Стоял мужчина в заплатанной военной форме и выкрикивал:

— Дёшево! Дёшево! Картофель по тридцать иен!

— Хозяйка, сейчас не купите, потом не найдёте! Мыло, мыло, только что поступило! — доносились крики.

Ещё один продавец монотонно бубнил: «Зонты, спички, уголь, зонты, спички, уголь». Некоторые, не обращая ни малейшего внимания на покупателей, образовав кружок, попыхивали окурками и смеялись во весь голос.

Судя по военной форме и по возрасту, почти все торговцы недавно вернулись с войны. Сая с ненавистью рассматривала их загорелые лица. С одним из них она встретилась взглядом и испугалась, что сейчас он гневно окрикнет её, потрясая кулаком: «Чего пялишься?!» Но мужчина приветливо сказал: «Хозяйка, жареная кукуруза. Очень вкусная. Берите». Сая с застывшей улыбкой на лице хотела было пройти мимо. Но сын, привлечённый ароматным запахом, сжал руку Саи и замер напротив мужчины.

— Сколько? — против воли спросила Сая.

— Пять иен.

Сая расплатилась, и мужчина, завернув жареную кукурузу в газету, протянул свёрток её сыну:

— Ну, пацан, ешь на здоровье, расти большой, — беззаботно сказал он.

Не найдя выхода, гнев Саи улетучился. Влекомая сыном, она, обойдя закоулок за закоулком, купила печёный картофель, жареные сладости и арбуз. И тут она спохватилась, что денег, полученных в Управлении по оказанию помощи репатриированным, изрядно поубавилось. Ей казалось, что тысяча иен это большая сумма. Сая содрогнулась — деньги, накопленные братом с таким трудом, растаяли после покупки ничтожного количества еды.

Отругав всё ещё голодного сына и вернувшись на станцию, Сая достала из саквояжа весь истёртый от многократного складывания и раскладывания листок бумаги. На нём был записан адрес Рэнтаро. Перед станцией стояла женщина, беспокойно рыскавшая взглядом вокруг. Она неотрывно всматривалась в лица прохожих.

Подойдя к женщине, Сая сказала: «Простите» и тут же машинально согнулась в глубоком поклоне. Спохватившись, она почувствовала жестокое унижение.

Во время японской оккупации всякого, кто не кланялся японским солдатам, арестовывали. Били по ногам и спине, пока человек не падал, или заставляли стоять много часов подряд с тяжёлым грузом на голове. И люди, едва завидев форму японских солдат цвета высохшей травы, стали рефлекторно склоняться в поклоне, как поникшая трава. Эта привычка пустила корни и в душе Саи и невольно проявилась в угодничестве перед этой японкой. Сдержав заклокотавший в душе гнев, Сая подняла голову и увидела лицо женщины с раздутыми щеками. Женщина подозрительно посмотрела на неё. Сая сказала самой себе, что эта женщина никакая не военная, и протянула ей листок с адресом.

— Мне нужно добраться вот сюда, — сказала она.

Женщина, быстро пробежав адрес глазами, ответила:

— А, Тибаси. Если вам в Тибаси, то лучше доехать на автобусе. Видите, рядом с открытым рынком остановка, вам туда.

Сая плохо разобрала, что сказала женщина. Но по слову «автобус» и по жестикуляции она поняла, куда им идти. Поблагодарив, Сая хотела уйти, но женщина вдруг спросила:

— Послушайте, вы репатриированные?

Когда Сая ответила: «Да», женщина вдруг схватила её за руку.

— Вы не встречали Танигути Мамору? Он должен был ехать на поезде для репатриантов. Мужчина высокого роста с родимым пятном на щеке.

Сая отрицательно покачала головой. Женщина, слабо улыбнувшись, отпустила её руку, и снова принялась сосредоточенно вглядываться в лица прохожих.

Сая переспросила дорогу ещё несколько раз, и наконец они сели в автобус, идущий в Тибаси. Маршрут пролегал по разрушенному городу. На чёрной обуглившейся земле стояли жалкие домишки. Среди пепелищ то тут, то там зеленели рисовые поля. Уже были отстроены и новые здания, но почти нигде ещё не было прибрано. По городу проезжали открытые машины защитного цвета, машины оккупационной армии. За машинами с криками «Харо, Харо» [30] Харо — искажённое от английского «Hello» — «привет». бежали дети. Солдаты горстями кидали им конфеты. Наконец следы пожарищ исчезли, сменившись колосящимися рисовыми полями. Автобус медленно ехал по ухабистой дороге. За зеленью полей ослепительно сияло море.

Сая вспомнила, как она впервые увидела море. Это случилось, когда брат взял её с собой в Кота-Бару. Стоял ясный безоблачный день, они спускались по жёлтым водам реки на плоту, гружённом древесиной благовонных пород и лекарственными травами.

Это случилось сразу после того как меж бёдер Саи зацвёл красный цветок женщины. Отчего-то ей вдруг захотелось увидеть, что там, за лесом, и Сая попросила об этом своего третьего брата Кэку, с которым была дружна. Кэка время от времени отвозил в город дары леса, закупал необходимые для жизни одежду, кухонную утварь, ножи. Прежде девушки племени не изъявляли желания покинуть пределы леса, и поначалу Кэка, растерявшись, спросил её: «Зачем?» Но она и сама не знала, зачем. Её переполняло непреодолимое желание совершить этот странный поступок. Но отчего ей так этого хотелось, она не знала. Обиженно надув губы, она молча уставилась в точку над головой брата, и Кэка, рассмеявшись, сказал: «Ну, ладно». Он сказал, что у него как раз есть дела в городе. И объявил, что обычно он добирается до ближайшего города Келинтасан, а там перегружается на ожидающую его лодку китайского торговца, идущую вниз до Кота-Бару, но на этот раз они сплавятся по реке Дерак на плоту прямо до Кота-Бару. «Я нашёл хорошего торговца», — сказал брат. И его лукавые глаза заблестели.