Люси Невилл - О, Мексика! Любовь и приключения в Мехико

Как многие австралийцы или американцы из среднего класса, Офелия после учебы не стала сразу искать работу, а отправилась посмотреть мир. Она объездила Европу с рюкзаком в компании друзей, затем шесть месяцев проработала в Зимбабве по волонтерской программе. Я никак не могла взять в толк, зачем уезжать в Африку, когда здесь столько работы для волонтера; но, с другой стороны, зачем тогда я сама после учебы отправилась волонтером в Коста-Рику, в то время как в аборигенных общинах Австралии была масса работы?

Офелия казалась мне настолько знакомой, что на родине могла бы быть одной из моих подруг. Так мне казалось до того момента, когда я увидела, как она садится на заднее сиденье «мерседеса» с шофером, в сопровождении телохранителей.

— Слушай, Октавио, а ты fresa ? – спросила я, когда мы бродили по овощным рядам нашего местного i anguis . К тому времени у нас вошло в привычку ходить на рынок каждую субботу, поскольку это был единственный день, когда мы оба были дома.

— Нет.

— Почему нет? Ты белый и из богатой семьи.

— Да, это правда. Но у этого слова негативный смысл: fresas в ысокомерны. Я из высших слоев общества, если ты это имеешь в виду… Смотри, вот, кажется, симпатичные манго…

Из высших слоев? Я не могла поверить, что он так просто об этом сказал. Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь – хоть в Австралии, хоть где-либо еще – отнес себя к «высшим слоям»: такое просто было не принято. Но Октавио, похоже, это вполне устраивало.

Позже, когда мы грузили покупки в машину, Октавио предложил мне по пути заехать к его матери. Это предложение меня несколько смутило, но, поскольку я не смогла придумать отговорки, мне пришлось согласиться.

Мать Октавио, как выяснилось, жила в Поланко – элитном районе, куда я каждое утро ездила на работу в «Пятую авеню». Я узнала улицу Кампос-Элисеос по недавно подстриженной траве и пальмам, аккуратно высаженным в ряд между дорожными полосами. Мы повернули прямиком во двор перед возвышающимся посреди улицы современным зданием и остановились у въезда на принадлежащую ему парковку. Октавио вручил ключи от машины низенькому человечку в костюме, мы вошли в дом и двинулись по беломраморному холлу в сторону лифта. Октавио нажал кнопку с надписью: «Пентхаус».

Когда мы вошли в квартиру, нас встретила мать Октавио в одежде для фитнеса. Мышцы ее накачанного пресса проступали через белую лайкру. Она была красавица блондинка – высокая и стройная, с резко очерченными скулами.

– Hola, mi amor [14] Привет, любовь моя (исп.). , – сказала она, обнимая сына. Потом обратила свое внимание на меня: – А вот и вы! Как я рада с вами познакомиться! – Она поцеловала меня в щеку. – Октавио мне все про вас рассказал. Австралия – ух, как это экзотично! А вы и вправду похожи на Кайли Миноуг.

Я покраснела. Последний раз мне говорили такое в двенадцать лет.

Дама ухватила меня за руку и повела показывать дом.

— Это комната для пилатеса.

Я успела бросить взгляд на зеркальные стены и оснащение.

— Это комната для медитаций.

Пустая и белая, на полу несколько диванных подушек. Наверху – комната для гостей.

— Если Окти когда-нибудь вас достанет, приходите сюда ночевать.

Мы вышли на балкон, уставленный деревцами в горшках. Воздух сегодня был свеж, как в горах. Передо мной расстилался город, а за ним высились окружающие его горы. Глядя на них, я вспомнила, что мы находимся в долине на высоте 2500 м выше уровня моря. Обычно город скрывает густой слой смога. Но в тот день смог волшебным образом рассеялся, и я наконец-то смогла ясно увидеть Мехико как на ладони. Передо мной и вокруг меня двадцать один миллион человек – что почти равно целому населению моей собственной страны – работали, ели, спали, умирали и рождались.

— Вы уже знаете, где какой вулкан? – спросила мать Октавио. – Ахуско – на юге. На востоке – Истаксиуатль и Попокатепетль.

Они похихикали над моими безуспешными попытками выговорить эти названия:

— По-по-ка-те-петль.

Потом женщина повела нас в гостиную и указала на диваны с кремовой льняной обивкой. Я обвела взглядом эту прелестную комнату, задержавшись на прекрасных экспрессионистских полотнах, доминировавших в ее пространстве.

— Садитесь, пожалуйста. Октавио, милый, сделаешь нам кофе?

Когда тот вышел, она зашептала:

— О, надеюсь, он хорошо ведет себя с вами? Я-то знаю, что жить с ним вместе может быть совершенно невыносимо. Вы, пожалуйста, звоните мне, если у вас с ним возникнут какие‑то проблемы… Ой, и еще кое-что, пока я не забыла… Думаю, вы, вероятно, уже поняли, что это довольно опасный город. Октавио рассказывает, что вы ездите на метро и ходите везде совсем одна… позвольте мне только заметить, как вы рискуете, милочка, в самом деле! Ведь, скажем честно, вы здесь беззащитны.

Вернулся Октавио с кофе:

— Мама, ради бога, она не ребенок.

— Да, да… И Окти такой же. Он знает, что мог бы жить в квартире этажом ниже этой, в полной безопасности, но он этого не желает. Нет, я все понимаю: вы, дети, хотите быть независимыми, следовать моде и жить, как нищая богема в Колония-Рома… Я сама такой была в вашем возрасте…

Октавио что-что буркнул по-испански, и они заспорили.

В машине, по пути домой, Октавио извинился за прочитанную мне его матерью лекцию по безопасности.

— Не нужно извиняться. Очень мило с ее стороны, что она обо мне беспокоится, – заверила его я.

— Мексиканские мамы любят беспокоиться обо всех вокруг – сказал он.

Меня подмывало спросить у него, какого происхождения его мать, но я хорошо усвоила урок. В природе существуют мексиканцы-блондины.

— Круто, у нее безупречный английский.

— Еще бы – она училась в Оксфордском университете.

Я спросила, чем она занимается сейчас. Октавио рассказал, что она состоит в различных благотворительных организациях, а также всерьез коллекционирует произведения искусства.

Моя общественная жизнь набирала обороты: теперь я получила приглашение в еще один частный дом.

Когда мы с Эдгаром встретились для очередного обмена знаниями, он спросил, как я отнесусь к тому, чтобы побывать у него дома и познакомиться с его семьей. Мне уже было ясно, что знакомство с семьей – это важный компонент отношений, когда дело касается дружбы с мексиканцами, поэтому я согласилась.

Две остановки на метро и одна на автобусе, и вот мы на мощеных улочках колониального пригорода Койоакан. Это городок, в котором много лет жили и работали Фрида Кало и Диего Ривера. Когда Лев Троцкий бежал в Мексику, преследуемый по пятам советскими спецслужбами, он поселился по соседству и продолжал свою антисталинскую деятельность, пока его прямо за письменным столом не забили насмерть ледорубом. Оба дома сейчас привлекают туристов: изумительный «Синий дом» Фриды, запечатлевший ее яркую индивидуальность и творческую натуру, и дом Троцкого – пустой и темный, в котором витает запах смерти. Богемная, интеллектуальная атмосфера того времени ощущается здесь везде – в книжных магазинах, культурных центрах и уличных кафе, расположенных в зданиях, которые возвели в шестнадцатом веке францисканцы и иезуиты.