Исабель Альенде - Дочь фортуны

- До каких же пор вы будете меня терзать, мисс Роза? Вы сами не боитесь, что, преследуя вас, я, таким образом, развлекаюсь? – шутил с ней молодой человек.

- Не будьте занудой, мистер Тодд. Гоняться за котом гораздо веселее, нежели поймать его, - возразила она.

Красноречие мнимого миссионера было неким новым веянием в обществе и вскоре выяснилось, что тот выстроил свои понятия на основе Священного Писания, почему молодому человеку и давали слово. В городе существовал небольшой англиканский храм, за которым не особо глядела католическая власть, и где, однако же, собиралось общество протестантов, равно как и устраивало встречи в частных домах. «Где это видано, чтобы была церковь без Богородицы и дьявола? Эти гринго – все сплошь еретики, не верят Папе, не умеют молиться. К тому же, забывают песнопения и даже не причащаются», - на грани скандала проговорила сквозь зубы Мама Фрезия, когда подошел черед воскресной службы в доме Соммерсов. Тодд приготовился кратко прочесть отрывок о выходе евреев из Египта и тотчас сослался на положение иммигрантов, сравнивая последних с евреями из Библии, что были вынуждены как-то приспосабливаться на чужой земле. В то же время Джереми Соммерс указал ему, как миссионеру, на скопление народа, и попросил поговорить об индейцах с Огненной земли. Джекобу Тодду не удалось вести себя уверенно в данной области, потому что не обладал известной пикантной репутацией, но, тем не менее, получилось-таки потрясти слушателей до слез рассказанной английским капитаном историей о трех пойманных дикарях, которых и привезли в Англию. Менее чем за эти три несчастливых года, что прожили без одежды в леденящем холоде и совершали по обычаю акты каннибализма, - сказал молодой человек, - они уже ходили одетыми «с иголочки», становились порядочными христианами и научились обычаям цивилизации, включая и относительно терпимое отношение к еде англичан. Но все же, не было ясно вот что: едва возвратившись на родину, сразу же вернулись к своим бывшим привычкам, словно никогда и не слышали об Англии или вовсе не знали слова «Иисус». По подсказке Джереми Соммерса прямо там организовали сбор пожертвований ради осуществления идеи распространения веры, который дал такие хорошие результаты, что уже на следующий день Джекоб Тодд смог открыть счет в филиале лондонского банка в Вальпараисо. Этот счет еженедельно пополнялся взносами протестантов и все рос, несмотря на частые денежные переводы Тодда, шедшие на оплату собственных трат, когда не хватало его личных доходов, чтобы их покрыть. Чем больше поступало денег, тем более приходилось придумывать препятствий и отговорок, чтобы отсрочить евангельскую миссию. Вот так и прошло два ближайших года.

Джекоб Тодд стал чувствовать себя в Вальпараисо настолько комфортно, словно там и появился на свет. Если говорить в общем, у чилийцев и англичан можно отметить разные черты характера: все решалось синдиками или председателями муниципалитета в кортесах и адвокатами, повсюду ощущалась глупая привязанность традиции, символам отчизны и косности; хвастались наличием индивидуальных личностей и врагов показного великолепия, которые не признавались людьми, будучи признаком общественного карьеризма, казались приветливыми и управляемыми, но вместе с этим были способны и на самые что ни на есть зверства. Однако, в отличие от англичан, чилийцы ощущали ужас, находясь вдали от центра, и ничего так не страшились, как попасть в смешное положение. Если стану разговаривать на правильном кастильском языке, - подумал Джекоб Тодд, - буду словно у себя дома. Молодой человек расположился в пансионе некой вдовы-англичанки, что оказывала покровительство котам и пекла сладкие пироги, самые знаменитые на весь порт. И предпочитала спать с четырьмя котами в кровати - они были лучшей компанией в ее жизни, а еще любила завтракать каждый день искушающими тортами, что пекла из чувства гостеприимства. У женщины были связи с чилийцами разных социальных слоев, начиная с самых скромных, с которыми знакомилась в ходе своих странствований по порту, где располагались кварталы бедноты, и кончая самыми высокомерными представителями человечества. С Джереми Соммерсом та случайно встретилась в «Объединенном клубе», где, будучи приглашенной, ее хорошо приняли. Лишь иностранцы, слывшие в обществе важными персонами, могли гордиться подобной привилегией, ведь речь шла о помещиках, обладавших хорошим куском земли, и политиках-консерваторах - среди них оценивалось положение каждого, судя по фамилии, к которой тот принадлежал. Ему открывались все двери благодаря присущему молодому человеку проворству в игре в карты и кости; вечно проигрывал, но так изящно, что лишь некоторые хорошо знали, как много тому удавалось зарабатывать. Здесь и познакомился с Августином дель Вайле, хозяином плодородных земель в этой области и стада овец на юге, где сам никогда так и не был, потому что специально для данной цели выписал приказчиков из Шотландии. Эта новая дружба предоставила ему случай навестить мрачные особняки семей чилийцев-аристократов. Они представляли собой квадратные здания практически без света и с огромными, почти пустыми, комнатами, обставленными, без намека на изысканность, тяжелой мебелью, мрачными канделябрами и кровоточащими распятиями в разрезе, а также гипсовыми фигурами Богородицы и святых, одетых наподобие древних благородных испанцев. Были и дома, повернутые строго внутрь, полностью закрытые от улицы высокими железными решетками. На вид постройки казались совершенно неудобными и грубо сделанными, хотя и с коридорами во фресках и с внутренними двориками, усеянными кустами жасмина, розовыми кустами и апельсиновыми деревьями.

Чуть только весна вступила в свои права, Августин дель Вайле пригласил Соммерсов и Джекоба Тодда в одно из своих наследованных земельных владений. Путь туда оказался настоящим кошмаром; всадник мог добраться туда на лошади за четыре-пять часов. Путешественники всей семьей, к тому же еще и с гостями, выехали чуть свет, и даже далеко за полночь все еще не удалось попасть куда нужно. Члены семьи Вайле ехали в повозках, запряженных волами, в которых везли с собой столы и диваны, обитые плюшем. К тому же, шел целый караван самок мула, нагруженный багажом, и люди верхом на конях, вооруженные примитивными мушкетами, чтобы защищаться от разбойников с большой дороги, которые, как правило, ожидали своих жертв за поворотом гор. Изнуряющая медлительность животных отягощалась многочисленными выбоинами на дороге, в которых застревали повозки, а также частыми остановками на отдых, когда слуги подавали судки из лукошек, что были вечно окружены роем мух. Тодд совершенно не разбирался в сельском хозяйстве, однако же, было достаточно всего лишь взгляда, чтобы понять, что это плодородная земля давала все в изобилии; плоды тростника гнили прямо на земле, и никто даже не трудился их собрать. На даче везде царил тот же стиль жизни, который годами ранее наблюдался в Испании: взору открывалась многочисленная семья, объединенная путанными кровными узами и непоколебимым гостеприимством. Ее щедрый хозяин являл собой сильного патриарха и феодала, который держал в твердой руке судьбы всех представителей своего рода, и хвастался, будучи высокомерным, набросками собственного происхождения, что брали начало аж с первых завоевателей-испанцев. Мои прапрадедушки, - рассказывал тогда этот человек, - прошагали более тысячи километров, неся на себе тяжелые железные доспехи, пересекали на своем пути горы, реки и самую засушливую пустыню мира, и все это для того, чтобы основать город Сантьяго. Среди своих он чувствовал себя наделенным властью и порядочностью, хотя за пределами социального класса, к которому принадлежал, слыл за некоего мошенника. Поговаривали, будто потомство молодого человека из незаконнорожденных, к тому же, с дурной славой непременно уничтожить более чем одного из своих жильцов. Она четко проявлялась в известных приступах дурного настроения мужчины, но эти мнимые смерти, равно как и другие многочисленные прегрешения, никогда не разглашались. Жене было где-то около сорока лет, хотя на вид представляла собой дрожащую и задумчивую старушонку, вечно носящую траур по своим, скончавшимся в детстве, сыновьям и придавленную тяжестью корсета, религиозных обрядов и нрава того мужа, что уготовила ей судьба. Возмужалые сыновья вели совершенно праздный образ жизни между обеднями с песнопениями, прогулками, послеобеденным сном, играми и развлечениями, тогда как дочери, точно загадочные нимфы, плавно перемещались по постоялым дворам и садам, шурша нижними юбками и непременно под присмотром своих компаньонок. Их сызмальства готовили к добродетельной жизни, согласно принципам веры и самопожертвования; судьба дочерей виделась в выгодном замужестве и материнстве.