Исабель Альенде - Дочь фортуны

В огромном огороженном, находящемся под землей, месте, названном, как это ни парадоксально, «Королевским залом», девочки сталкивались лицом к лицу со своей судьбой. Их оставляли отдыхать на ночь, мыли, кормили, а иногда бывало, что и вынуждали выпить залпом чашку ликера, тем самым слегка сводя с ума. После подобных процедур бедняжек приводили обнаженными в помещение, куда заранее набивались покупатели со столь разными физиономиями, каковые можно только вообразить; они щупали их, осматривали зубы, сжимали пальцами, где им вздумается, и под конец весьма своеобразной проверки живого товара делали стоящие предложения. Кое-кого распродавали в бордели высшей категории либо в гаремы богачей, самые крепкие, как правило, оказывались в руках производителей, шахтеров либо китайских крестьян, на кого работали весь оставшийся срок и без того недолгой жизни; и все же большинство оставалось в спальнях китайского квартала. Женщины постарше обучали их ремеслу: они были обязаны научиться отличать золото от бронзы, чтобы в дальнейшем жульничать при оплате услуг, уметь привлекать клиентов и, не жалуясь на свое унизительное, а, порой, и чреватое болезнями существование, соответственно их удовлетворять. Чтобы торговая сделка считалась более-менее законной, подписывали договор, который не могли прочесть. Так они продавали себя где-то лет на пять, но одновременно верно прикидывая, что вряд ли когда смогут получить свободу. За каждый, пропущенный по болезни, день к их оговоренному времени прибавляли еще пару недель, а если пытались сбежать, то уже навсегда превращались в рабынь. Жили бедняжки, ютясь в переполненных, непроветриваемых комнатах, разделенных тяжелыми занавесками, и там же и работали, точно каторжники, вплоть до собственной смерти. Туда и направился Тао Чьен одним прекрасным утром, сопровождаемый дýхами Лин и своего учителя иглоукалывания. Некая девушка-подросток в едва накинутой на плечи блузе провела его за занавеску, где находился мерзкий увалень, протянула свою руку и сказала тому, чтобы сперва заплатил. Получив свои шесть долларов, девушка легла на спину, раздвинула ноги и безразлично уставилась в потолок. У нее были безжизненные зрачки, дышала уже с трудом; отчего он понял, что все дело в принятых наркотиках. Тогда сел рядом, опустил рубашку и попытался ласково погладить ту по голове. В ответ она завизжала, съежилась и осклабилась, намереваясь его укусить. Тао Чьен отодвинулся, долго разговаривал с ней на кантонском наречии китайского языка, ни разу не коснувшись, и вплоть до тех пор, пока нудное звучание его голоса не успокоило бедняжку окончательно, а почему можно было переходить к осмотру недавно появившихся синяков. В конце концов, девушка начала отвечать на его вопросы более жестами, нежели словами, будто утратила навык разговорной речи, и таким способом удалось узнать кое-какие подробности о плене. Но не могла сказать, сколько именно времени там провела, потому что засекать его оказалось занятием бесполезным. Хотя, должно быть, прошло и не так много, потому что все еще помнила в жалких подробностях свою, оставшуюся в Китае, семью.

Когда Тао Чьен подсчитал, что его, проведенное за занавеской, время истекло, то сразу удалился. В дверях уже поджидала та же старуха, которая и приняла его предыдущим вечером, но никак не выразила того, что и теперь узнала молодого человека. Чтобы прояснить ситуацию, оттуда отправился по тавернам, игровым залам, местам, где курили опиум, и напоследок решил нанести визит другим докторам этого квартала и бродил до тех пор, пока постепенно не смог правильно решить эту непростую задачу. Когда молоденькие китайские куртизанки заболевали так, что не могли более работать, уводил их в импровизированную «больницу», как назывались потайные комнаты, которые он собственными глазами видел прошлой ночью. Там и оставлял бедняжек, давая им чашку воды, немного риса, а также приносил масляную лампу, которой хватало лишь на несколько часов. Дверь этого помещения открывалась несколько дней спустя и только затем, чтобы войти и засвидетельствовать смерть. Если несчастных находили еще живыми, не задумываясь, сами брались отправлять их на тот свет – так, попадая в это место, никому более не удавалось снова увидеть белый день. Позвали Тао Чьена, потому что приписанный к заведению «чжун и» на данный момент отсутствовал.

Идея оказать помощь этим бедняжкам была не совсем его; за девять месяцев, как об этом сообщила Элиза, молодому человеку все уже было известно от дýхов Лин и учителя иглоукалывания.

- Калифорния – свободный штат, Тао, здесь нет рабов. Обратись к американским властям.

- Свобода доступна не для всех. Американцы слепы и глухи, Элиза. Эти девочки совсем не бросаются в глаза, так же как и безумные, нищие и собаки.

- А то, что они китаянки, тебе не все равно?

- До некоторых, как я, пожалуй, что и все равно, но никто не собирается рисковать жизнью, бросая вызов преступным организациям. Ведь большинство считает, что если в Китае веками практиковалось подобное, стало быть, критиковать то, что происходит здесь, нет никаких оснований.

- Какие же жестокие люди!

- Это вовсе не жестокость. Просто в моей стране ни капли не ценится человеческая жизнь. В ней и без того полно народу, к тому же детей всегда рождается больше, нежели население способно прокормить.

- Но для тебя эти девочки вовсе не отвергнутые бедняжки, Тао…

- Нет. Лин и ты многое поведали мне о женщинах.

- Что ты намерен делать?

- Я должен был учесть все то, что ты мне говорила, когда речь шла о поиске золота, ты помнишь? Если бы мне разбогатеть, я бы их купил.

- Но ты еще не богат. К тому же, не хватит никакого калифорнийского золота, чтобы выкупить всех поодиночке. Нужно помешать процветанию подобного вида торговли.

- Это никак не возможно, хотя, если ты мне поможешь, по крайней мере, смогу спасти некоторых…

И он рассказал ей, что за последние месяцы удалось вызволить оттуда одиннадцать девушек, но выжили из них только две. Его план оказался рискованным и не очень эффективным, но другого было невозможно даже себе вообразить. Вдобавок предложил принимать их бесплатно в случае болезни либо беременности, но вместо этого ему приводили чуть ли не умирающих. Приходилось давать взятки тамошним путанам, чтобы последние звали его, когда оказывались перед необходимостью отправить очередную китайскую куртизанку в импровизированную «больницу», и тогда приходил доктор вместе со своим помощником, после чего оба клали умирающую на носилки и удалялись. «В целях научных опытов», - объяснял Тао Чьен, хотя чрезвычайно редко слышал какие-либо вопросы вообще. С девочки уже нечего было взять, а нездоровая заинтересованность доктора в подобных пациентах лишь помогала женщинам без труда избавиться от таковой. Поэтому подобная сделка была выгодна обеим сторонам. Перед тем как забрать к себе больную, Тао Чьен вручал свидетельство о смерти и требовал вернуть ему подписанный девушкой договор об оказываемых услугах, чтобы избежать могущих возникнуть осложнений. В большинстве случаев молодые девушки были совершенно безнадежны, и ни о каком выздоровлении не шло и речи; тогда роль доктора заключалась лишь в поддержке бедняжек в их последние часы, но, как уже говорилось, выжить удалось лишь двоим.