Курт Воннегут-мл - Синяя Борода

* * *

А в центре, с ног до шеи в чернейшем трауре по своему мужу, графу Бруно, стояла Мэрили.

Ее лицо не было скрыто маской черепа, но само по себе было настолько бледным, и в полутьме настолько близким по цвету к ее пепельным волосам, что можно было представить, будто ее голова выточена из единого куска выбеленной временем слоновой кости.

Я замер, пораженный.

Голос ее прозвучал властно и презрительно.

– Что ж, мой вероломный армянский воспитанник, – сказала она. – Вот мы и встретились снова.

28

– Небось думал, что тебе опять постель обломится.

Ее слова вспорхнули шуршащим эхом под купол – как будто там их продолжили обсуждать божества.

– Какое разочарование, – продолжала она. – Я ведь сегодня даже руки тебе не подам.

Я дернул головой, неприятно удивленный.

– За что ты так на меня злишься? – спросил я.

– Была Великая Депрессия, и я думала, что ты был мне настоящим другом, единственным другом на свете. А потом мы оказались в постели, и с тех пор от тебя ни слуху, ни духу.

– Ничего себе! Ты же сама велела мне уходить – сказала, что так будет лучше для нас обоих . Ты что, забыла?

– Ты, должно быть, так обрадовался, когда я это сказала. Вот уж ушел, так ушел.

– А чего ты тогда от меня ожидала ?

– Знака, любого, какого угодно знака, что тебе не все равно, что со мной, – сказала она. – У тебя было четырнадцать лет, но ты так и не удосужился – ни телефонного звонка, ни даже открытки. И вот пожалуйста, явился, не запылился. И чего тебе надо? Да постели тебе опять надо.

* * *

– То есть, мы могли бы тогда остаться любовниками? –спросил я в изумлении.

– Любовниками! Любовниками! – резко передразнила она.

На это раз эхо ее насмешек звучало под куполом как крики дерущихся дроздов.

– В любящих мужчинах у Мэрили Кемп недостатка никогда не было, – сказала она. – Отец меня так любил, что избивал каждый день. Игроки школьной футбольной команды меня так любили, что насиловали всю ночь после выпускного. Помощник режиссера в варьете Зигфильда меня так любил, что потребовал, чтобы я присоединилась к выводку его шлюх – иначе он выгонит меня и подстроит, чтобы мне плеснули в лицо кислотой. Дэн Грегори меня так любил, что спихнул вниз по лестнице, за то, что я послала тебе дорогих художественных материалов.

– Что?!

Тут она рассказала мне, как на самом деле получилось, что я стал подмастерьем у Дэна Грегори.

Я был ошеломлен.

– Но… Но ведь ему же понравились мои рисунки? – заикаясь, пробормотал я.

– Нет, – сказала она.

* * *

– Это был первый раз, когда я по твоей милости получила жестокую трепку, – сказала она. – Второй раз был после того, как мы побывали в постели, и с тех пор я о тебе ничего не слышала. А теперь давай поговорим о том, сколько всего прекрасного ты мне подарил в этой жизни

– Мне никогда еще не было так стыдно, как сейчас.

– Ладно, я сама скажу тебе, что ты мне подарил. Блаженные, бездумные, прекрасные прогулки по городу.

– Да, их я помню.

– Ты шаркал ногами по ковру, а потом разряжал электричество, дотронувшись до моей шеи в самый неожиданный момент.

– Да.

– И еще мы вели себя иногда, как непослушные дети.

– Когда оказались в постели, – сказал я.

Она снова взорвалась.

– Да нет же! Нет! Нет! Идиот! Ты полный идиот! – закричала она. – Музей современного искусства!

* * *

– Так ты, значит, потерял на войне глаз, – сказала она.

– Как и Фред Джонс.

– Как и Лукреция, и Мария.

– Это кто?

– Моя кухарка и та женщина, которая встретила тебя у двери.

* * *

– И много ли медалей ты завоевал? – спросила она.

По правде сказать, с этим у меня было неплохо. Я был награжден Бронзовой Звездой с дубовым венком[78] и Пурпурным Сердцем[79] за мой глаз, а мой взвод был отмечен почетной грамотой от президента. Кроме того, у меня имелись Медаль Солдата, медаль за безупречную службу и памятный знак за участие в европейско-африканско-ближневосточной кампании с семью звездами – по числу сражений.

Больше всего я гордился Медалью Солдата, которой обычно награждается боец, спасший жизнь другому бойцу вне зоны боевых действий. В 1941 году я преподавал курс по маскировке будущим офицерам на базе в Форт-Беннинг, в штате Джорджия. Я увидел, что казарма горит, вызвал пожарную бригаду, а сам вбежал внутрь, дважды, презрев опасность для собственной жизни, и вытащил оттуда двоих боевых товарищей, потерявших сознание.

Там внутри находились только эти двое, а не должно было находиться никого. Они напились и случайно устроили пожар, за что и получили по два года каторги и по увольнению с лишением прав, привилегий и заработанных денег.

Так вот, что касается медалей: я сказал Мэрили, что мне не на что жаловаться.

Кстати, Терри Китчен страшно завидовал моей Медали Солдата. Он сам получил Серебряную Звезду[80], но говорил, что Медаль Солдата ее в десять раз почетней.

* * *

– Когда я вижу мужчину с медалью, – сказала Мэрили, – мне хочется обнять его, заплакать и повторять: «Бедненький, через что же тебе пришлось пройти – и все ради того, чтобы жена и дети могли спать спокойно!».

Она рассказала мне, что ее иногда подмывало подойти к Муссолини, у которого орденов было так много, что они покрывали его мундир с обеих сторон от воротника и до ремня, и спросить у него: «Неужели после всего, через что вам пришлось пройти, от вас что-то еще осталось?».

Тут она припомнила мне то злосчастное выражение, которое я употребил во время телефонного разговора:

– Ты, кажется, сказал, что всю войну вычесывал из волос сучек?

Я ответил, что очень жалею, что так сказал. Это была правда.

– Никогда раньше не встречала этого выражения, – сказала она. – Мне пришлось догадываться, в чем его смысл.

– Выбрось из головы.

– Хочешь, скажу, как я его поняла? Я поняла так, что везде, где бы ты ни оказался, находились женщины, согласные на все ради пропитания или безопасности – для себя, для детей, для стариков, поскольку все мужчины или ушли, или умерли. Тепло или холодно?

– Ох, боже мой, боже мой.

– Что с тобой, Рабо?

– Ты попала в самую точку, – сказал я.

* * *

– Для этого особого ума не потребовалось, – сказала она. – Весь смысл войны именно в том, чтобы поставить всех женщин, где бы они ни были, в это положение. Воюют всегда мужчины против женщин. Мужчины только делают вид, что дерутся между собой.

– Знаешь, они его иногда делают очень убедительно.

– Конечно, они же знают, что тому, кто делает его убедительней всех, достаются медали и фотографии в газетах.

* * *

– А нога у тебя случайно не искусственная? – спросила она.

– Нет.

– Лукреция – это та, которая встречала тебя – потеряла не только глаз, но и ногу. Вот я и подумала, что и с тобой могло случиться то же самое.