Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 15. Чудеса лунной ночи

День 8 февраля 1945 года начался на острове, как обычно. «Ночью взлетали ракеты. Я не мог заснуть от рева и от крайнего возбужденья. Рано утром до построенья я сказал Соколову Володе, возглавлявшему аэродромную команду: «Сегодня! И где хочешь достань сигареты. Смертельно хочу курить». Володя снял с себя свитер и выменял на него у француза пять сигарет».

Построение… Отбор команд. Задача Соколова: сделать так, чтобы в аэродромную группу попало сегодня не более десяти человек, чтобы все были советскими и обязательно все посвященные в планы побега. Все удалось.

Засыпали воронки от бомб. Охранником был эсэсовец. Обычно он требовал, чтобы в обед в капонире, где было затишье, для него разводили костер. Работу провели так, чтобы к 12 часам оказаться у нужного капонира.

«В 12 ноль-ноль техники от самолетов потянулись в столовую. Вот горит уже костерок в капонире, и рыжий вахтман, посадив винтовку между колен, греет над огнем руки. До «нашего «Хейнкеля» двести шагов. Толкаю Володю: «Медлить нельзя!» А он вдруг заколебался: «Может, завтра?» Я показал кулак и крепко сжатые зубы».

Решительным оказался Иван Кривоногов.

Удар железякою сзади — и вахтман валится прямо в костер. Смотрю на ребят. Из нас только четверо знают, в чем дело. У шести остальных на лицах неописуемый ужас: убийство вахтмана — это виселица. В двух словах объясняю, в чем дело, и вижу: смертельный испуг сменяет решительность действовать».

Михаил Петрович Девятаев. 1985 год.

С этой минуты пути к прежнему у десяти человек уже не было — гибель или свобода. Стрелки на часах, взятых у вахтмана из кармана, показывали 12 часов 15 минут. Действовать! Дорога каждая секунда.

Самый высокий Петр Кутергин надевает шинель охранника, шапочку с козырьком. С винтовкой он поведет «пленных» в направлении самолета. «Но, не теряя времени, я и Володя Соколов были уже у «Хейнкеля». У хвостовой двери ударом заранее припасенного стержня пробиваю дыру. Просовываю руку, изнутри открываю запор.

Внутренность «Хейнкеля» мне, привыкшему к тесной кабине истребителя, показалась ангаром. Сделав ребятам знак: «В самолет!», спешу забраться в кресло пилота. Парашютное гнездо пусто, и я сижу в нем, как тощий котенок. На лицах расположившихся сзади — лихорадочное напряжение: скорее!»

Владимир Соколов и Иван Кривоногов расчехляют моторы, снимают с закрылков струбцинки… Ключ зажиганья на месте. Теперь скорее тележку с аккумуляторами. Подключается кабель. Стрелки сразу качнулись. Поворот ключа, движенье ноги — и один мотор оживает. Еще минута — закрутились винты другого мотора. Прибавляется газ. Оба мотора ревут. С боковой стоянки «Хейнкель» рулит на взлетную полосу. Никакой заметной тревоги на летном поле не видно — все привыкли: «Густав Антон» летает много и часто. Пожалуй, только дежурный с флажками на старте в некотором замешательстве — о взлете ему не сообщали.

«Точка старта. Достиг ее с громадным напряжением сил — самолетом с двумя винтами управлять с непривычки сложнее, чем истребителем. Но все в порядке. Показания главных приборов, кажется, понимаю. Газ… Самолет понесся по наклонной линии к морю. Полный газ…

Должен быть взлет, но «Хейнкель» почему-то бежит, не взлетая, хвост от бетона не отрывается… В последний момент почти у моря резко торможу и делаю разворот без надежды, что самолет уцелеет. Мрак… Подумал, что загорелись. Но это была только пыль. Когда она чуть улеглась, увидел круги от винтов. Целы! Но за спиной паника — крики, удары прикладом в спину: «Мишка, почему не взлетаем?!»

И оживает аэродром — все, кто был на поле, бегут к самолету. Выбегают летчики и механики из столовой. Даю газ. Разметаю всех, кто приблизился к полосе. Разворот у линии старта. И снова газ… В воспаленном мозгу искрой вспыхнуло слово «триммер». Триммер — подвижная, с ладонь шириною плоскость на рулях высоты. Наверное, летчик оставил ее в положении «посадка». Но как в три-четыре секунды найти механизм управления триммером? Изо всех сил жму на себя ручку — оторвать хвост от земли. Кричу что есть силы ребятам: «Помогайте!» Втроем наваливаемся на рычаг, и «Хейнкель» почти у самой воды отрывается от бетона… Летим!!!»

Управление триммером отыскалось, когда самолет, нырнув в облака, стал набирать высоту. И сразу машина стала послушной и легкой.

«В этот момент я почувствовал: спасены! И подумал: что там творится сейчас на базе! Посмотрел на часы, было 12 часов 36 минут — все уместилось в двадцать одну минуту».

Летели на север над морем, понимали: над сушей будут перехвачены истребителями. Потом летели над морем на юго-восток. Внизу увидели караван кораблей. И увидели самолеты, его охранявшие. Один «Мессершмитт» отвернул и рядом с «Хейнкелем» сделал петлю. «Я видел недоуменный взгляд летчика: мы летели с выпущенными шасси».

Высота была около двух тысяч метров. От холода и громадного пережитого возбужденья пилот и его пассажиры в полосатой одежде не попадали зуб на зуб. Но радость переполнила сердце. «Я крикнул: «Ребята, горючего в баках — хоть до Москвы!» Всем захотелось прямо до Москвы и лететь. Но я понимал: такой полет невозможен — станем добычей своих истребителей и зениток».

Когда показалась земля, беглецы поняли: скоро увидят линию фронта. «В лагере каким-то образом все военные новости становились известными без опозданий. Уже после войны я узнал: в прачечной лагеря в груде грязной одежды хранился приемник. Кто и как в тех страшных условиях мог его пронести, для меня до сих пор остается загадкой».

О приближении фронта догадались по бесконечным обозам, по колоннам машин и танков.

И вот показались дымы, вспышки разрывов…

Опять колонны людей и машин. Но теперь при виде летящего «Хейнкеля» люди с дороги бегут и ложатся. «Наши!» Эту радость неожиданно подкрепил плотный зенитный огонь. Два снаряда «Хейнкель» настигли. Слышу крик: «Ранены!»

И вижу, дымится правый мотор. Резко бросаю самолет в боковое скольженье. Дым исчезает. Но надо садиться. Садиться немедленно… Внизу раскисшая, в пятнах снега земля: дорога, опушка леса, и за ней — приемлемо ровное поле. Резко снижаюсь. Неубранные шасси в земле увязнут. Надо их срезать в момент посадки скольжением в сторону…»

Артиллеристы 61-й армии с дороги, ведущей к линии фронта, видели, как на поле, подломив колеса, юзом сел «Хейнкель». Опушкой, опасаясь стрельбы, солдаты бросились к самолету.

«А мы в «Хейнкеле» не вполне уверены были, что сели среди своих. Плексигласовый нос самолета был поврежден. В кабину набился снег с грязью. Я выбрался кое-как… Тишина. Винты погнуты, от моторов поднимается пар.