Елена Трегубова - Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 1

На следующий же день в школе случилось маленькое чудо. То есть сначала — как и положено — пришло гнуснейшее искушение и испытание. В класс заявился военрук (тяжко закладывающий — и за это метко окрещенный учениками «Пол-Стаканычем», — и натаскивающий еженедельно, в принудительном режиме, мальчишек на уроках «начальной военной подготовки»: разбирать и собирать автомат калашникова, за время, пока у него в пальцах догорит спичка — и прочая мерзость) — и заявил, что настало время, и все оставшиеся до конца школы месяцы девочки обязаны будут проходить «военную подготовку» тоже — иначе, без отметки за калашников, аттестата не дадут.

Быстро вспомнив, что прочерков в аттестате и без того уже намечается три — по физике, алгебре и геометрии — при допустимых двух, Елена пережила пол-минутную ломку, подумав, что жаль, всё же: три прочерка еще как-то, по волшебной алхимии, могут превратиться в два — а вот если будет четыре прочерка… будет уже явный перебор — аттестата не дадут точно — значит, вообще зря растранжиренным временем окажутся все ее и так то через силу походы в школу в последний год… а как же университет?… — но ломку все-таки выдержала и, помолившись, твердо пошла на следующей же перемене к кабинету директрисы, на первый этаж: заготовив на ходу речь, что насилия не приемлет, что к советскому автомату калашникова вообще никогда в жизни не прикоснется, что она христианка — и, что, словом, официально отказывается от посещения «начальной военной подготовки», по идеологическим причинам.

Но не успела она пройти даже еще и кабинета медсестры (за которым, в самом углу, прятался зелененький, с цветочками на окнах, кабинет директрисин) — как сама директриса Лаура Владимировна — с пучком, с бигудюшными завлекалочками, выпущенными по краям — с лоснящимся красноватым маленьким носиком — выскочила ей навстречу.

— Лаура Владимировна, я хотела с вами срочно поговорить про уроки военной подготовки, — напряженно выговорила Елена, боясь, что директриса сейчас куда-нибудь улепетнет. — Я…

— Ой, какое совпадение! — радостно защебетала Лаура. — Какое совпадение! А я-то как раз вышла вам всем сказать: мне только что, минуту назад, позвонили из Роно, и дали команду отменить обязательность военной подготовки для девочек!

А еще через пару дней Дьюрька чуть не разнес школу вдребезги от радости: центральный комитет компартии, под давлением массовых гражданских уличных выступлений и протестов, из чувства самосохранения (видимо, всерьез испугавшись румынского финала в своей пьеске) проголосовал за отмену шестой статьи конституции — закрепляющей монополию коммунистов на власть.

Когда еще через день стройненькая Анна Павловна, классная руководительница, подошла в коридоре к Елене, и настороженным шепотом попросила Елену срочно сделать себе паспорт, Елена, разумеется, чуть не послала ее куда подальше — идти получать советский паспорт Елена считала крайним оскорблением, и делать этого не собиралась ни в коем случае.

Мучительно наморщив носик — и напрягая все свои мощные, натруженные немецкоязычными упражнениями жилы на лебяжьей, вроде бы, шее, Анна Павловна проворно, как подружка, взяв Елену под руку и, едва дотянувшись, на мысочках (даже на каблучках казалась низенькой) к уху Елены, восторженно-заговорщицки продолжила:

— Дело в том, что намечается одно меро… Боюсь даже говорить! Тьфу-тьфу-тьфу! Может, еще ничего не состоится, знаешь же, как у нас могут — раз — и… Мероприятие! В котором тебе, я уверена, будет небезынтересно принять участие. Прошу тебя — сделай паспорт а? Не пожалеешь!

— Не вижу, какое такое могло бы быть… — с сарказмом медленно выговорила Елена —…«ме-ро-приятие», ради которого я бы согласилась расписаться в советском паспорте.

— Ну а ради того, чтобы выехать из страны, ты бы паспорт сделала? — совсем уж приглушив голос, в нос, с восторгом выпалила ей в ухо Анна Павловна.

Елена рассмеялась, считая это какой-то глупой шуткой, то ли провокацией.

И тут Анна Павловна принялась рассказывать сказку.

Сказка заключалась в том, что некий бескорыстный русофил, безвестный знаток русской дореволюционной литературы из Мюнхена, в миру — скромный учитель баварской гимназии, внезапно воспылал жаждой вызволить из-за коррозирующего железного занавеса хотя бы маленькую кучку русских детей — и на свой страх и риск, сразу же после объявления о дыре в берлинской стене, рванул в неизвестную и пугающую Россию. С Россией — кроме классических литературных фантазмов — связей у безвестного русофила не было ну ровным счетом никаких — кроме какой-то когда-то где-то как-то случайно встреченной эмигрантки — двоюродной племянницы знаменитого латышского социал-демократа, убитого Сталиным в тридцатые годы — она-то, семейными байками, и рассказами про репрессии и заразила его интересом к современной истории — и привила крепкую антисоветскую прививку. Добившись — невесть как, дубовой педантичной настойчивостью — в советском министерстве образования списка немецких школ в Москве, русофил обошел каждую — и — по непонятной причине (явно, по недоразумению какому-то) с первого взгляда влюбился в школу именно эту — а скорее всего — не в школу, а в элегантную, маленькую, говорливую Анну Павловну. Уехав немедленно восвояси, скромный учитель мюнхенской гимназии послал личное письмо Горбачеву (заручившись — как тараном против советской бюрократии — воззванием той самой двоюродно-внучатой родственницы знаменитого латышского репрессированного). И — к изумлению всех участников процесса — от растерянности, клешни государства моментально разжались: Горбачев дал личное распоряжение выпустить за границу для ознакомительной поездки в капиталистическую страну всех желающих школьников из указанной «западногерманским товарищем учителем» школы.

— Только умоляю… — страдальчески заныла Анна Павловна, — не болтайте с Дьюрькой об этом нигде пока! Ты же знаешь что везде у стен есть уши… Ты же знаешь, как просто все это у нас сорвать! Иди в паспортный стол потихоньку, сделай срочно паспорт! В МИД надо хоть какой-нибудь документ предъявить!

— А свидетельство о рождении не подойдет? — съязвила Елена.

Анна Павловна — со звуком «у-у-уй!..» — мученически скорчила личико, и, сморщив нос до формата игрушечного, — плюшевой лисички, — убежала в свой кабинет.

И, вот, следующий день был напрочь испорчен чудовищными, беспрецедентными по ругани, перепалками (хотя и тайными, вдали от школы) с Дьюрькой.

— Ты что, охренела?! — орал на нее Дьюрька. — Из-за какой-то бумажки такой шанс упустишь! Мы же вырвемся первыми из-за железного занавеса! Историческая поездка!