Елена Трегубова - Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 1

Проторчав еще с минутку, для порядку, столбом, Елена быстро-быстро расшнуровала и стащила с себя красненькие кеды и приземлилась в противоположном от Евгения, изголовном, краю, на безобразно просевшую теперь кровать.

— Не прррыгайте только так больше с ррраазмаху — а то на полу окажемся, — волшебно-музыкально-картаво предупредил Евгений и, покрепче прижав листы к левой коленке, посадил желтым огрызком кохиноровского карандашика здоровенную, с уверенным размахом крыльев, галку прямо в самую гущу машинописного текста, и что-то рядом на полях мельчайшим бисерком дописал, как будто кроша хлеб для галки. — Кррра-а-авать здесь изрррядно дррряхлая, — добавил он с уморительной строгостью, все так же не глядя на Елену и не отрываясь от текста. — Сомневаюсь, что кто-нибудь когда-нибудь здесь спит. Иначе форррма позвоночника была бы у него как панцирррь у черррепахи… — крякнул от неудовольствия, с мучительным полустоном-полувздохом глянул еще раз на всю страницу, аккуратно, овальными линиями обвел текст, и размашистым крестом похерил весь лист. Галка оказалась под арестом.

Забавнейше играя огрызком карандашика в длинных тонких пальцах (как будто заново вытачивает его грани подушечками большого, среднего и указательного), Евгений лихо вживлял в текст все новую и новую загадочнейшую фауну — о многих скачущих ногах, огромных глазах и крыльях — доверяя наиболее пернатым из тварей нести красивый груз мельчайшего своего почерка — который, впрочем, явно все меньше и меньше уживался с дремучим лесом текста неизвестного автора: так, что Евгений то и дело выжимал из себя тоскливые стоны и рисовал бесчисленный частокол на полях, словно стараясь хоть как-то расползание явно ненавистного ему текста ограничить. На Елену он не взглянул ни разу, но зато без умолку с ней болтал: как будто болтают они лицом к лицу, как все нормальные люди — причем так, словно это никоим образом не мешает его правке. Из этого диковинного по форме разговора Елена неожиданно выяснила, что Дябелевых в квартире не один, а аж два: и светленький низкорослый курносый мэн в больших ботинках, дерзивший Дябелеву от двери, был тоже Дябелев. Но не двойник — а брат.

— Не может такого быть! Они же по масти, и по размеру, и вообще по экстерьеру различаются едва ли не больше, чем эрдельтерьер с фокстерьером!

— Это вы Демьяна фокстерррьешкой кличете?! — расхохотался Евгений, вычеркивая сразу две фразы подряд и ставя в конце тексту красивый препон. — Ну, знаете ли, никто ведь на самом деле не знает, в чем фокус. Показания свидетелей рррасходятся: инфорррмация пррротиворрричева — одни говорят, что они сводные бррратья от ррразных отцов, дррругие — что они тррроюррродные, а тррретьи утверррждают, что они вообще либо однофамильцы, заключившие между собой политический союз и содеррржащие политический салон — либо вообще не имеют к дррруг дррругу ну ррровно никакого отношения! — с наслаждением вытянул фразу Евгений и обломал карандаш об очередную редакторскую фигулю. Не прерывая чтения, легко отбросил карандаш на кровать и не глядя, на ощупь, стащил с верхотуры бумажной эстакады по левую руку от себя второй, еще более обгрызанный — но зато с живым грифелем, — и, победоносно вычеркивая (решив, видимо, не мелочиться и не тратиться на галки) еще и следующий абзац, распевно, таким голосом, как будто ребенку дочитывает сказку, договорил: — А прррямо спрррашивать никому и не удобно!

Маленький Демьян Дябелев, судя по словам Евгения, разительно контрастировал со своим — названным ли или самозваным — братом в политических взглядах: и во всех дебатах, как будто спешил доказать семейный плюрализм, моментально позиционировал себя как антипод крупного подвида Дябелева — и если Вадим сползал влево и марался красным — Демьян тут же кричал, что он-то сам демократ западно-либерального толка; а чуть только Вадим миндальничал, либеральничал и западничал — Демьян немедленно же сгущал свои взгляды чуть ли не в ультра-национал-монархические.

Вторая новость, которой Евгений, невозмутимым тоном (продолжая безжалостно препарировать карандашиком все новые и новые страницы) потряс Елену, было то, что сам он «в некоторрром ррроде» редактирует «так, забавы для» вместе с Демьяном Дябелевым самиздатовский журнал «Вольная мысль», уже читанный ею.

— Вы бы уж лучше тогда «Невольной мыслью» журнал окрестили! Так остроумней бы получилось! — едва скрывая свое восхищение, выпалила Елена. И тут же про себя подумала: «Хорошо бы распустить косу, пока он не смотрит. Я с распущенными волосами как-то все-таки взрослее выгляжу, серьезнее». И, стараясь говорить максимально солидным голосом, эдак с расстановкой, без ажиотации, важно попросила: — А можно мне тот журнал с Солженицыным домой взять? Я вам обязательно же верну потом.

— Вот нельзя! За наглую подррростковую иррронию над золотым фондом совррременного самиздата! — рассмеялся Евгений. — Шучу. Со́лжа пррросто впррравду увели уже всего. Точнее ррраспррродали.

— Как это «распродали»?! — подпрыгнула Елена на кровати. — Самиздат ведь бесплатный должен быть!

Евгений довольно хумкнул себе в губы:

— А вот вы Дябелеву об этом скажите! А Дябелев рррешил — за трррояк номеррр! Он главный ррредакторрр, в конце концов, ему и рррешать. Ррработу машинисток оплачивает. Я ему так, помогаю немножко пррросто, ррради споррртивного интереса.

Глядя на его безотрывно недовольно рыскающий по листу карандаш, и несколько неуютно себя чувствуя: как будто навязывается и мешает ему работать, Елена решилась было встать и взять что-нибудь почитать, для приличия — вон, со стопки напротив — качнулась было — но мигом почувствовала, как сильно, почти до пола, разом просела с ним вместе в этом общем дурацком панцирном ходуном ходящим гамаке.

— Ха-а-аррршо, ха-а-арррашо! — зыркнул со смехом на нее Евгений. — Я вам до следующего воскррресенья дам попозже почитать дррругой номеррр, даже еще не перррепечатанный, не ррразмноженный, с милейшей статьей о Ленине. Сидите не егозите только. Но если вы журррнал понесете в школу, пррросто голову оторррву.

— А кто такой Померан? Это что, известный человек какой-то? С ним Солженицын заочно спорит — а я не поняла, кто это? — решилась она, наконец, на взрослую беседу, стараясь при этом сидеть не шелохнувшись.

— Чего-чего? — расхохотался Евгений, рисуя огромную дулю в тексте.

— Ну там, в «Образованщине» было! — обиделась она, и от обиды, хлопнув обеими ладонями по покрывалу, еще больше разболтала гамак. — Честное слово! Вы думаете, я сама, что ли, выдумала?

— Ааа… Да это же Померрранц! — довольно расхохотался Евгений, подкладывая правленый лист на джинсовое колено под стопку, и агрессивно принимаясь за следующий. — Сидите, говорррю, спокойно, не елозьте. Светкина машинка с буквой «ц» пррросто не в ладах. У каждой же машинки есть свой гова-а-арррок! — прокартавил он, яростно вымарывая первый же абзац. — Моя печатная машинка, напррример, говорррит ррровно на моем языке — букву «ррр» не пррра-а-апечатывает!