Александр Кудрявцев - Я в Лиссабоне. Не одна[сборник]

Егор ушел чуть раньше, ему нужно было рано вставать, а когда уходили мы с Савелием, я взяла со стола телефон — оказалось, Егор его забыл. Савелий заметил, и я сказала, что лучше отдам потом сама. Когда Савелий довез меня до дома, я написала Егору в сети и предложила завезти телефон сейчас. Вызвала такси, чтобы не ловить машину на улице, долетела за пять минут — пока ехала, думала о том, что в конце концов, похоже, Это все равно произойдет, так какой смысл тянуть кота за хвост, уж лучше сделать — и все: раз-два, готово — и забыть. Я вошла к нему, сбросила туфли, он потянулся губами к щеке, но я подставила губы — и когда оторвалась, сказала: «Мне еще тогда понравилось». Во мне болталось несколько коктейлей, в нем — чуть ли не полбутылки вискаря; так что обычного чувства неловкости почти не было. Первый раз — прямо в прихожей: я сдернула с него джинсы — не всякий член с первого же раза возьмешь в рот, но этот того стоил. Было так, будто мы трахались впервые в жизни — и очень быстро. Потом уже, после ванной и виски с колой, в постели, Егор показал, на что способен: как будто медленно-медленно надувают воздушный шарик, так что он в конце концов не выдерживает и лопается.

Я не осталась у него: сказала же маме, что еду отдать подружке телефон. Сидела в машине и улыбалась, отвернувшись в окно, — перед глазами у меня было последнее: я лежу головой у него на груди, он одной рукой гладит мою спину, а другой щелкает в лэптопе — и в полной тишине поет PJ:

И, только вернувшись домой, я обнаружила, что забыла у него лифчик.

После этого я видела Егора еще три раза — скорее, два с половиной. Он снова пригласил меня на свою вечеринку, на этот раз по телефону, я вызвонила Юлю, и мы пошли. Я взяла ее с собой не потому даже, что неловко приходить куда-то одной — плевать я хотела на все комильфо мира, — а потому, что, если бы там была Алена, с Юлей проще было бы сразу уйти. Но той не было. Юля даже спросила у Егора, где она, а он сделал удивленные глаза и сказал: «Я думал, ты мне расскажешь… Не звонит, не пишет». Юля сразу замолчала — я поняла, что она пожалела, что спросила, но не приставать же к ней прямо там, в грохоте и мелькании.

Вечеринка вышла славная: Егору удалось выписать из Берлина какого-то крайне заводного диджея — я утанцевалась вусмерть, в баре колдовали два очень фактурных гея, бутылки у них прямо летали, и коктейли были один другого заманчивее. Юля довольно рано «слилась» и правильно сделала — она вообще была какая-то кислая, чего ходить — всем настроение портить. За мной стал увиваться какой-то хлыщ — такой, по которому не поймешь, straight он или притворяется: со стороны это забавно смотрится, но представить себя в постели с таким у меня никогда не получалось. В общем, мне пришлось познакомить его с Егором, я сказала, что посидела бы где-нибудь, отдохнула, и мы сели за столик в углу, почти за занавеской — его держали специально для Егора. По дороге к нам прицепилась еще пара каких-то девиц, так что за столиком еле разместились, но зато там не так грохотало, и можно было сравнительно спокойно помолоть языками. Девицы навесились на хлыща, а он продолжал давать мне понять, что он — самый клевый, и уж конечно клевее, чем Егор, который опять больше молчал, а если начинал говорить, то как-то нехотя. В какой-то момент заговорили о кино, и хлыщ спросил, какое кино мне нравится. Я назло сказала, что Линч, — не потому, что так уж люблю Линча, просто видела, что у Егора была большая про него статья, а мне хотелось того немного разговорить; в общем, это была такая голевая подача. И как выяснилось, удачная: я сразу почувствовала ладонь Егора на своем колене. Тот парень стал на Линча нападать — «скукотища, ничего не понятно.», Егор начал хоть и медленно, но заводиться, а я с какого-то момента перестала следить за спором, только делала вид. Егор двигался очень аккуратно и не торопясь, так что, когда его пальцы пробрались наконец ко мне в трусики, ему уже не пришлось выдумывать повод, чтобы отправить палец в рот или, например, смочить в коктейле. С кино они переключились на музыку, потом поговорили о Берлине и Лондоне, причем мне даже удавалось иногда хихикать где надо или говорить «точно-точно», но в конце концов мне все же пришлось спрятать лицо за стаканом, и после этого я плюнула на все, развернула Егора к себе и поцеловала его нежно-нежно: парню бедному пришлось преувеличенно громко улюлюкать вместе с девицами.

Ночь получилась длинная — мы пару раз наведывались за стойку, где Егоров приятель, похожий на советского физика-вундеркинда, чертил дорожки, танцевали, пили, люди приезжали и уезжали, так что, когда мы все-таки свалили уже почти под утро, клуб был все еще полон. Мы приехали к нему, целоваться начали, еще не открыв дверь, а когда зашли, я усадила его на кровать и стала раздеваться. Егор тянул руки мне помочь, но я мягко отводила их, так что, наконец, он понял, чего я хочу, и перестал дергаться: сидел и не двигался. Я, не торопясь, разделась сама и стала раздевать его. Мне хотелось делать все медленно и самой раздеть его: слишком уж он все время был какой-то спокойный — я, конечно, никаких таких логических схем не строила в своей голове, но, думаю, мне хотелось поставить, что ли, плотину, чтобы ему пришлось прорвать ее. Я, уже абсолютно голая, расстегнула все пуговицы на его рубашке с манжетами, сняла ее с него, потом футболку, расстегнула ремень и — по одной — все пуговицы ширинки, развязала ботинки, сняла их, потом носки, стянула брюки, оставив трусы (снимать брюки вместе с трусами всегда казалось мне расточительством: зачем лишать себя еще одного удовольствия?), и, наконец, осторожно, высвободив сначала член, избавила его и от трусов. У него была смешная фигура: везде длинный и угловатый — член на его тощем животе лежал, словно из другого места взятая вещь. У меня получилось: он все-таки не выдержал, с силой перевернул меня, и мы еще часа полтора, не меньше, кувыркались по его дивану, кровати, ванной и столу в гостиной. В этот раз я осталась у него, но, когда вечером уезжала домой, лифчик все-таки взять забыла.

Это не были отношения — я даже говорила об этом Юле, когда объясняла, почему не сплю с Савелием. С Савелием все должно было бы быть всерьез: если бы мы встречались, он, наверное, снял бы или купил квартиру, где бы мы трахались, куда-нибудь ездили бы, он бы покупал мне всякие шмотки — ничего этого мне не было нужно. С Егором все проще пареной репы: он мне особо не нужен, и я ему особо не нужна, от этого секс слаще, easy cum — easy go.

Я призналась ей, что сплю с Егором, когда она поделилась со мной своими подозрениями по поводу Алены. Юля, похоже, специально для этого вытащила меня из дома в какую-то кофейню, которую держали ее друзья; сначала ходила вокруг да около, а потом — «знаешь, мне так неприятно тебе это говорить, но Алена теперь с Савелием». Я, с одной стороны, конечно, мягко говоря, удивилась, а с другой — мне так смешно стало от этого «неприятно говорить», что я все-таки рассмеялась. По ее словам получалось, что Алена успела вытянуть из Савелия номер телефона в тот вечер, хоть и была пьяная в сосиску, а потом Юля поняла, что у Алены есть какой-то секрет: она отходила поговорить в сторону, когда ей звонили, стала куда-то пропадать, и один раз подруга видела их вместе в каком-то кабаке на Конюшенной, да и Алена перестала звонить Егору — все сходилось четко.