Константин Сазонов - Фома Верующий

Трамвай вез меня по мосту через Урал. Задумчивая, стремительная и такая родная река. Она текла здесь тысячу лет до меня, будет катить свои воды еще и столетия после, невзирая на горькие судьбы, на несметные богатства и лишения, на смешные временные царства и людские барьеры. Урал отделил Европу от Азии, и через пару дней здесь, на пологом песчаном берегу — с шашлыками и пловом — весь уже ставший родным коллектив отметит мой последний на ближайшие два года рабочий день в газете. Урал грустной мыслью будет уносить последние отблески летнего солнца в июньскую ночь, когда с дождем смешаются слезы матери, будет смотреть в небо отец, а поезд понесет меня прямиком в ночное волчье время.

— Савченко ранен!

Щелчок затвора. Это сигнал ротного о начале штурма. Дальше все как вдалбливают на бесконечных занятиях в наши лысые головы, и, кажется, даже в рефлексы: передвижения тройками, петляя, на максимальной скорости и на короткие дистанции. Если кого ранили — двое к нему, ремень автомата пропустить наискосок под руки, тащить ползком, прикрывать и спереди, и сзади.

— Быстрее шевелимся, чего как мыши беременные вош-каетесь, вас так снайперы перещелкают как в тире. Быстрее, еще быстрее.

В Подмосковье ранняя весна. Тактический городок по колено в лужах и в грачах. Черные точки заполнили всё небо и облепили деревья как гигантские набухшие почки.

Командир роты капитан Москалев хищно смотрит на нас и подгоняет:

— Не барышни кисейные, отмоетесь и отстираетесь. В реальной обстановке вам про такое думать не доведется. Иначе нечем думать будет. Исайкин, что ж ты за аборт такой? Глаза б мои тебя не видели. Не место таким в боевой роте. Я тебя лучше на хоздвор переведу, свиньям хвосты крутить. На километр отстал. Ты хоть понимаешь, что эти двое, что тебя прикрывают, пока ты хнычешь, вместе с тобой жизни лишились. Понимаешь или нет, обезьяна? Не слышу ответа. В роту, в наряд, очки лезвием скоблить. Подумай хорошенько о том, что я тебе сказал. Завтра доложишь, что ты понял.

Впереди двухэтажный недострой. Серый и уродливый каркас. Стоит на открытой площадке: ни деревца, ни куста — не укрыться. Где-то там засела группа обороны. Сегодня наша задача выбить их с минимальными потерями. Дистанцию в несколько километров пришлось преодолевать где-то перебежками, где-то по-пластунски. Вгрызаться в землю, по команде «вспышка с тыла» в секунды сливаться с распутицей, дышать водой и локтями уходить в талую землю. Еще один щелчок затвора впереди, следом — один сплошной лязг еще десятка. Втулка на стволе сидит плотно. Летят дымы и взрывпакеты. Вспышка и хлопок, еще хлопок, еще…

— Побежали, ежики в тумане, побежали, — подгоняет Москалев.

Белый дым встает стеной. Слышны только слова командира роты.

— Не теряем спину бегущего впереди. Теперь четверками: один в дом, второй и третий работают по окнам, четвертый прикрывает тыл. Прорываемся на первый этаж, дымы в окна по команде.

Теперь уже оранжевые клубы валят изо всех щелей. Здание становится похожим на магическую скороварку злой колдуньи, которая готовит адское зелье войны из солдат. На лестнице начинается бой, в ушах звенит.

— Передвигаемся. Первый на площадку, второй наготове простреливает марш, третий межлестничное пространство, четвертый — смотри за окнами.

На второй этаж мы врываемся уже через минуту. Ротный одним движением руки останавливает натиск перед последней лестничной площадкой. Все остальные комнаты уже зачищены. Он за какие-то секунды снимает старый бушлат и с силой швыряет его прямо перед дверным проемом. Раздается автоматный треск холостых очередей, следом в помещение летит дымовая шашка и ураганом, стреляя в воздух, врываемся мы.

Из мутной завесы появляется наш «дед» Селифан. Слышно, как он прорезинено смеется под противогазом и мычит «сдаемсууу». Москалев отряхивает бушлат от строительной пыли, надевает его и смотрит на часы.

— Ну что, в отведенное время уложились. Сейчас всем строиться перед зданием. Подведем итоги.

Он пружинисто ходит вдоль строя взад-перед, смотрит себе под ноги и периодически бросает взгляд на нас, объясняя:

— Сегодня мы отработали штурмовые действия. Обычно в таких ситуациях нужно учитывать соотношение сил. Как правило, оно должно плюс-минус соответствовать пропорции семь к одному: на одного засевшего в обороне семь штурмовиков. Но дело не только в количестве, дело в умении. Потому, помимо тактики, я буду требовать результатов по огневой подготовке. Скоро вам всем предстоит командировка. Уже половина роты уехала. Остались те, кто нужен здесь, в Софрино. Но примерно через две недели прибудет пополнение из учебки, и вы поедете менять тех, кто увольняется в запас. Вопросы по занятию есть? Я так и думал, что нет. А зря. Становись. В роте у вас полчаса привести себя в порядок, переодеться и подготовиться к приему пищи. Нале-во! В расположение бего-ом марш!

После обеда у меня отбой, нужно готовиться к наряду. С сержантскими лычками нас осталось только двое — я и Гусь. Гусь призвался на полгода раньше, съездил в командировку, но вернулся. Никто не расспрашивал его о причинах возвращения. Знали, что бегал линейщиком, проверял скрутки полевого кабеля на территории бригады. Все остальное было неинтересно, да и некогда. Бригада воевала, в ротах осталось людей по минимуму, службу и наряды тащить приходится в жестком режиме, да еще и этот нескончаемый ремонт в расположении. Когда комбриг уезжает в командировку, за него остается начштаба Ходарев. Он первым делом приходит в нашу роту и начинает читать нотации Москалеву: лучшее подразделение, связисты, белая кость, а устроили не расположение, а какой-то сарай. Завтра же все сломать, сбить штукатурку, сделать нормальную тумбочку дневального, и чтобы цвета повеселее, и стенды, стенды. На все вам месяц, как хотите — так и делайте. Потом на Кавказ отправляется уже Ходарев, и батя при первом же визите говорит, что это не образцово-показательная рота, а детский сад «Журавлик». Эту барскую тумбочку, обшитую вагонкой, сломать, сделать простую. Все перекрасить в шаровый цвет и картины, картины эти убрать, повесить уставные плакаты. На все про все — две недели. И так каждые три месяца.

Гусь потому что Гусев. Но прозвище ему подходит: приземистый, нос клювом, лицо — рассыпанное просо, голос — пионерский горн. Как тут говорят, он матерый и шаристый. Что и как лучше провернуть — это к нему, кругом связи и свои люди. Первым таким человеком в его списке была сисястая и крутозадая кастелянша Катя. Гусь каждый день исчезал куда-то на полтора-два часа и появлялся, сияя, как новенький сапог. И только я знал, что он на вещевом складе. На случай шухера у Гуся с собой «Моторола», и он за три минуты в случае чего явится с невинными глазами, уставший от «тягот и лишений воинской службы».