Джиллиан Ларкин - Стервы

И, разумеется, ее матушка вошла именно в эту минуту. Руки уперты в бока, вид сердитый — губы плотно сжаты, глаза покраснели, на лбу выступили капельки пота.

— Теперь, когда Бастиан ушел, нам есть о чем поговорить.

— Мама, я действительно очень устала. Неужели нельзя подождать до завтра?

— Нет, Глория, нельзя. — Мать присела на диванчик рядом с нею. — Тебе очень повезло, что этот бриллиант остался у тебя на пальце после твоей глупой выходки. — Речь шла, разумеется, о прическе Глории, но по тону нетрудно было догадаться, что мать подслушивала. — К сожалению, теперь это касается не только тебя одной.

— Не пойму, мама, о чем ты говоришь.

Миссис Кармоди тщательно разгладила пальцами юбку, глядя куда угодно: на картины в позолоченных рамах, на часы в деревянном корпусе, на персидские ковры, — только не в глаза Глории.

— Мы с твоим отцом разводимся.

— Что? — Глория чуть с диванчика не свалилась.

— Он прислал сегодня телеграмму из Нью-Йорка и сообщил мне об этом.

— Телеграмму? — По несчастному лицу матери Глория видела, что та говорит вполне серьезно, но смысл того, что она говорила, казался нелепым, совершенно непостижимым. — Наверное, он что-то напутал, ведь он так давно в этой деловой поездке. А в Нью-Йорке, я думаю, легко запутаться. Скоро он вернется домой, и все будет чудесно.

— Ничего чудесного не будет, потому что в Нью-Йорк он поехал вовсе не по делам, — ответила мать. Голос у нее задрожал, и Глория испугалась, что сейчас она расплачется. — Он уехал в Нью-Йорк с… другой женщиной. С какой-то вертихвосткой, в которую, судя по всему, влюбился.

— Погоди. Он тебе об этом сказал? В телеграмме?

— Амбер. Ей двадцать три года. Танцовщица.

— Где она танцует?

— Там, где приняты такие имена, как Амбер [37] Amber — янтарь, янтарный цвет ( англ .). ! — Мать не выдержала и бурно разрыдалась, крепко прижимая Глорию к себе.

Прежде Глория никогда не видела мать такой расстроенной. Она даже никогда не задумывалась, любит ли мать отца, с такой несомненной убедительностью играла та роль идеальной жены. Жизнь матери всегда вращалась вокруг мужа — она всячески ему угождала, предупреждала малейшие его желания, чтобы муж был доволен, сыт, счастлив. Правду говоря, у матери, казалось, и не было никакой другой жизни, кроме заботы о муже.

Не это ли ожидает в будущем и Глорию, если она выйдет замуж за Бастиана?

— Значит ли все это, что домой он уже не вернется? — задала Глория вопрос.

— Это значит гораздо больше, — ответила миссис Кармоди, вытерев слезы шелковым платочком. — Навсегда опорочены будут сама фамилия Кармоди и репутация всей нашей семьи. Сбежать из дому с какой-то гулящей девкой? Как только эта новость просочится в газеты, мы погибли. Если только ты, — подчеркнула мать, сжимая руку Глории, — не выйдешь замуж за Себастьяна Грея.

У Глории екнуло сердце.

— Но ведь я уже помолвлена. Ты не забыла об этом?

— Нет. Но теперь мы не можем позволить себе роскошь долго ждать самой свадьбы. Нельзя терять время. В ту же секунду, как разразится скандал, Бастиан заберет у тебя это кольцо.

— Но, мама, сейчас уже 1923 год. В наши дни многие супруги разводятся.

— Ты никак не поймешь меня, Глория, — резко возразила мать. — Твой отец единолично распоряжается твоей долей наследства, которую ты должна получить в свой восемнадцатый день рождения. Если ты не выйдешь замуж за Себастьяна Грея, то не получишь ни копейки из этих денег.

— Все равно ничего не поняла, — сказала Глория, испытывая растущую тревогу. — Папа ни за что со мной так не поступит.

— Иногда я забываю, что ты еще совсем дитя, — проговорила мать, потрепав Глорию по щеке. — Не знаю, как сказать это помягче, поэтому скажу как есть: Себастьян сделал тебе предложение вовсе не из какой-то там «любви». — Она глубоко вздохнула. — Они с твоим отцом заключили сделку: Себастьян получит долю в нашем сталелитейном предприятии, а мы в обмен приобщимся к фамилии и происхождению Греев. Ты же должна понимать, что в наши дни одно только быстро сколоченное состояние ничего особенного не сулит. Чтобы твой отец мог и дальше получать прибыли, ему необходимо войти в круг чикагской элиты, его имя должно быть ею признано. Но если ты не выполнишь свою часть договора, мы с тобой окажемся на улице. Останемся без копейки денег.

— Для чего Бастиану так нужны наши деньги? Он же сам богат, как король.

— У Бастиана нет ничего, Глория. — Мать сердито сжала зубы. — Живет он на одни кредиты и займы, а возвращать их скоро будет нечем. Его отец спустил все состояние в казино. У них ничего не осталось, кроме громкого имени. — Она порывисто схватила Глорию за руку. — И оно станет твоим , когда ты выйдешь замуж. Но сделать это нужно очень быстро, пока не просочились слухи о твоем отце. Если ты не выйдешь за Бастиана до скандала, то, узнав о неверности твоего отца, уже никто не захочет взять тебя в жены. Пополнишь ряды девушек из разбитых семей — тех, у кого нет ни гроша за душой.

У Глории голова шла кругом. Она только и сумела, что хрипло выговорить:

— Мне ведь нужно еще до июня…

— Нет. Свадьба должна состояться через месяц, — твердо заявила мать, аккуратно складывая платок в твердый квадратик.

— Это совершенно невозможно!

— Себастьян уже дал свое согласие. Он в таком же отчаянном положении, как и мы, только по другим причинам. — Миссис Кармоди выпрямилась; лицо у нее стало напряженным, каким-то чужим, как у женщин на рекламе сигарет. — Сожалею, моя дорогая, но у нас действительно нет другого выхода.

Оставшись в одиночестве, Глория уже не могла сдержать потока слез. Мама, должно быть, задолго до этого дня знала о любовных похождениях отца — а как иначе она могла бы договориться с Себастьяном о новом сроке свадьбы? И зачем бы иначе она приглашала Клару, чтобы та играла роль этакой гувернантки девятнадцатого века? Глория оказалась в ловушке, все вокруг сговорились делать ей пакости. Стать женой Бастиана значит расстаться со всеми мечтами о будущем, а мечтала она стать певицей, независимой женщиной. А не стать его женой значит погубить семью. Не будет денег. Не будет уважения. Как она может так поступить с собственной матерью? И как мог отец так поступить с ними обеими? Если бы существовала хоть малейшая возможность того, что он передумает, Глория попросила бы его об этом. Но отец был упрям, это так же верно, как и то, что сейчас он в Нью-Йорке.

Так она сидела и рыдала, пока не поймала себя на том, что яростно пытается стащить с пальца кольцо с бриллиантом. До сегодняшнего вечера это был лишь залог, обещание, но сулившее ослепительные перспективы. И весьма зыбкое, потому что она могла по собственной воле надеть или снять кольцо.