Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 20. Золотые закаты

Нынешняя группа исследователей (программа «Экое» действует с 1988 года) прибывает к месту паденья второй ступени перед каждым полетом — берут анализы почв, воды и растений до полета и после. Очередной «Протон» с американским спутником связи «Инмарсат» полетит наступающей ночью. Наблюдать за пролетом и брать все необходимое для анализов будут две группы в разных местах. Место, где обитает Агафья, она сама и вся живность при ней особенно интересны ученым.

Тут нет ничего (например, алкоголя или промышленных загрязнений), что может смазать картину исследований…

Час ночи на 7-е сентября. Небо как по заказу высокое, чистое. Звезды отражаются в тихой заводи Ерината. По инструкции всем надо остаться в избе, но разве можно упустить возможность редкого зрелища. Как на тайную встречу, цепочкой, с фонариком спускаемся под гору в пойму реки. Агафья, поколебавшись — идти или нет? — не удержалась от любопытства, тоже спускается вниз.

Мороз белой солью лежит на траве, на камнях. Тихо и холодно. Сверяем часы. Кнопку на Байконуре нажмут в 1 час 37 минут местного времени. Подлет ракеты — семь минут.

— Вон вершина. Из-за нее полетит… — как эксперт выступает Агафья. Место для себя на всякий случай она выбирает возле тюков соломы, привезенных для коз.

Отмечаем: «Пуск прошел!» Теперь ждать…

Ощущение нереальности. Слева от меня стоит полковник — подсвечивает фонариком часы на руке. Рядом с ним — майор с видеокамерой, а справа притулилась Агафья, жмется к Николаю Николаевичу и потихонечку крестится.

На Байконуре уже проводили, наверное, взглядом удаляющееся на восток пламя ракеты. Семь минут нам кажутся долгими. Шумит на камнях Еринат. Справа и слева темнеет крутизна гор. Небо мы видим со дна каньона — все в ярких звездах. На горке в хозяйстве Агафьи пропел петух, гавкнула разбуженная «живыми часами» собака. «Пролетает Семипалатинск…» — вслух прикидывает полковник.

И вот в месте, указанном Агафьей, появляется что-то окутанное бледным призрачным светом и быстро удаляется на восток. «Третья ступень. Высота сто сорок восемь километров…» — ориентирует полковник майора, которому надо заснять паденье второй ступени. Она уже отделилась где-то на подходе к «району Агафьи», с большой высоты уже погрузилась в плотную часть атмосферы. И вот-вот должна появиться из-за горы на высоте примерно тридцати километров.

Появилась! Шар ослепительно-белого света, по бокам — еще два светящихся шара по-меньше. А сзади, как у дракона, длинная полоса красного пламени. Все движется быстро и пролетит, кажется, прямо над нашими головами. Нет, чуть-чуть в стороне… Секунды зрелища, и вдруг — взрыв! Звука не слышно, он с высоты будет идти к нам больше минуты. А вспышка видна хорошо. По трассе за ним — россыпь тусклых мерцающих огоньков, как блестки во время фейерверка, когда «хризантема» огней угасает. И вот наконец гром в звездном безоблачном небе. И раскаты его — затихающие, слабеющие.

Гляжу на Агафью. Она спокойна.

— Так бывает всегда?

— Дык ночью-то да. А днем — только дым и гром опосля.

— Представленье окончено! — говорит майор, снимавший огни, не вполне уверенный — получилось ли?

Агафья уходит от реки первой. Видим, как в избушке ее засветилось окошко. Потолкавшись у реки еще минут пять, мы тоже поднимаемся в гору и под новый крик петуха располагаемся на ночлег…

Днем геохимик из МГУ Юрий Васильевич Проскуряков собрал в пластиковые мешочки новые пробы с огорода Агафьи, попросил надоить свежего молока на анализ. Мы с Агафьей сходили на могилу Карпа Осиповича. Еще раз обошли двор, избушки… И вот — вертолет.

Летчики озабочены: «Погода портится. Улетаем без промедленья!» Агафья уже привыкла к неожиданным появлениям и быстрым отлетам гостей. Бежит с посошком под гору вместе со всеми. Что-то в шуме винтов кричит на ухо Николаю Николаевичу Савушкину. «Все, все, улетаем!» — торопит механик и закрывает дверь. В иллюминаторы видим на ветру Агафью и Сергея-художника — прижимают камнями прозрачную пленку на груде мешков.

Сложна жизнь. Кто мог подумать, что запуск спутника, да еще и американского, может как-то коснуться человека, живущего где-то в тайге при свечке. Оказывается, все в нынешнем мире связано одной веревочкой. В Москву везут ящик с образцами, взятыми на Алтае и на территории «326» (место обитанья Агафьи). Будут все процеживать, выпаривать, высвечивать, вычислять. И до какой-нибудь истины доберутся.

«Американцам проще, — говорит полковник. — У них все падает в океан».

А Николай Николаевич Савушкин везет у Агафьи взятую на ремонт бензопилу. Выписывает на отдельную страничку в блокноте просьбы: сапоги, свечи, лекарства… Закончить рассказ об этой поездке мне хочется словами о добром моем товарище. В 1982 году абаканские власти меня познакомили с Савушкиным. «Вот вам помощник. Превосходно знает лесную жизнь. Опытен. А человека в нем оцените сами…» К порученью — «помогать Лыковым» — Николай Николаевич отнесся не по-казенному. Не перечислить всего доброго, что сделал он для таежных затворников, особенно для осиротевшей Агафьи. В этот раз, вернувшись из Тупика, Николай Николаевич получил телеграмму. Москва извещала: за рачительное веденье лесного хозяйства в Хакасии Николай Николаевич Савушкин награжден орденом… Моя бы воля — еще один орден дал бы этому человеку за доброе сердце, за мудрость, за чуткость и обязательность.

Третьего дня Николай Николаевич позвонил: «Пила отремонтирована, сапоги куплены, лекарства припасены. Пошлем, как будет оказия».

И самая свежая новость. Вчера позвонили московские геохимики: «В почве с Агафьиного огорода и в козьем молоке следов ракетного топлива не обнаружено…»

Вот и все о последнем свидании в Тупике.

Фото автора. 24–26 сентября 1996 г.

(Окно в природу)

Восемьдесят процентов всей информации из окружающего мира человек получает с помощью глаз. И только двадцать процентов ее приносят вместе слух, обоняние, осязание, вкус. В то же время глаза являются «зеркалом души» человека. По ним можно определить характер и состояние человека в данный момент, отчасти его намерения, его здоровье. Речь, мимика, поза много могут сказать верного, но могут и ввести в заблужденье. В глазах же неправду частенько можно прочесть — «лживые глаза». С другой стороны, правдивый взгляд может разрушить подозренья, сомненья. Взгляд бывает бесстыжим. Это когда явная ложь, обман, моральный запрет видеть что-то не побуждают человека отвести глаза в сторону. Бывает взгляд наглый — что хочу, то и сделаю вопреки закону, правилам, приличию и не считаю нужным это скрывать. Известен взгляд кроткий, характеризующий послушание, скромность, добровольное подчиненье. Не нуждаются в пояснении взгляды: дерзкий, влюбленный, испытующий, сердитый, блудливый, злобный, заботливый, грустный, тяжелый, беспечный, презрительный.