Алла Борисова-Линецкая - Дневник горожанки. Петербург в отражениях

Вот такие парадоксы стали меня занимать этим летом, когда западный турист ринулся в Петербург, а мы колесили по миру… «Если ты такой умный, почему ты такой бедный?», думала я, жалея тех, кто едет из Хельсинки на автобусе с огромными сумками, полными продуктов и тряпок и даже(!) чудных таблеток для стиральных машин.

А тем временем поезд прибывал на Финляндский вокзал.

После Хельсинки с его промытой зеленью и патриархальными домиками совсем рядом со столицей, угрюмые закоулки на подъезде к Финляндскому вокзалу, кажется, не на шутку напугали моего американского визави. Он с недоумением озирал шанхайские постройки с намалеванными неприличными надписями; слегка удивился мрачному виду Крестов, с зарешеченными бойницами — с видом прямо на наш скорый поезд; старые, страшные железнодорожные составы тоже не радовали глаз; зелень осталась где-то на уровне Комарово. Я представила себе первые впечатления человека, прибывшего в город Петра и вздрогнула.

Пол ехал посмотреть на «Русский Версаль», но для начала должен был окунуться в русскую нищету, нецивилизованность и грязь вопреки недешевым железнодорожным билетам.

И ведь все западные туристы проходят через это, вдруг поняла я. Стоит ли удивляться тому, как странно они порой ведут себя в нашем городе? Недавно мы с друзьями сидели в одном маленьком уютном ресторане, где вечерами негромко играют джаз. Все было тихо и, не побоюсь этого слова, романтично до того момента, как в ресторан не ввалилась группа французских туристов. Они громко хохотали, требовали меню, напрочь заглушили двух музыкантов, которые пытались продолжать выступление. Они не обращали внимания на других посетителей ресторана и явно считали само собой разумеющимся, что все внимание официантов уделялось только им. В чем сила брат? В евро.

Уверена, ни в одной европейской стране эти туристы не стали бы вести себя столь вызывающе. Они бы осмотрелись, осознали бы, что попали не в паб, а в ресторан, и слегка бы поутихли, побоявшись того, что им укажут на дверь. Но в России западный турист — представитель среднего класса в своей Франции, Финляндии, Америке — чувствует себя королем. Он понимает, что приехал в дикую, только местами цивилизованную страну, и может позволить себе расслабиться. Потом, свысока удивляясь хорошей кухне в ресторане и красивому дворцу в Петергофе, он отбудет в свою европейскую фазенду и долго будет рассказывать о тюрьме «Kresti», которую увидел из окна поезда. Ну, что с них взять, дикари…

Если честно, мне это изрядно надоело. Этот вечный комплекс страны, семьдесят лет просидевшей за железным занавесом, преследует нас по сей день. Закомплексованные официантки с извиняющимися улыбками, наши бабушки, с ужасом спрашивающие иностранных гостей, что они едят на завтрак (ну, не подавать же им нашу кашу!), я — вынужденная объяснять, почему въезд в город отмечен видом на тюрьму и поломанные вагоны…

Там где нет комплекса — есть спокойное осознание своей самобытности. Да, от истории никуда не деться, но мы же давно знаем, как надо, а получается…

Те, кто покрасили оградки пригодных станций в ядовито зеленый цвет и решили, что этого нам и иностранным гостям, глядящим в окна поезда будет достаточно… Те, кто позакрывали половину станций метро, что сделало передвижение по городу сложной задачей со многими неизвестными даже для жителя города, не говоря уж о туристе…. Те, кто решили, что отключение горячей воды на месяц — это нормально, ничего, перебьются….

Вот эти люди не дают мне возможность спокойно разговаривать с иностранцами и не чувствовать своей ущербности. Я не хочу, чтобы бухгалтер из Прованса (или риэлтор из Спрингфилда) за мой счет ощутил бы себя, наконец, человеком в городе Петербурге и отрывался бы здесь по полной — а потом бы возвращался в свой чистенький домик с садиком, где никто и никогда не отключит ему горячую воду.

2009

Фото Галины Зерниной

Золотая осень бывает не всегда. Она как приз. Как подарок, за что-то нам врученный природой — может быть за тяжелую затяжную зиму или короткое маловразумительное лето. И «день стоит словно хрустальный, и лучезарны вечера». Можно выбрать этот день и этот вечер, и отправиться в осень.

В этот раз золото просыпалось на город и пригороды. И среди дождей выглянуло солнце, преобразив и украсив и без того невероятные пейзажи, которых немало в пригородах Петербурга. Загорелись на солнце Павловск и Царское село. Туда мы отправились в выходные, чтобы ходить, шуршать листьями, смотреть на это «золото на голубом». Павловск встретил нас провинциальной тишиной. В каком-то советском кафе на подступах к парку вовсю гуляли женщины средних лет, отмечая именины. Величественность дворцов и парков вступала в резкий контраст с этой провинцией не у моря. По дорожкам парка ходили парочки влюбленных, фотографировались у знаменитых павловских львов. Львы доверчиво смотрели, повернув к слегка поднадоевшим за сотни лет гостям потрескавшиеся морды. На самого симпатичного кто-то надел венок из кленовых листьев. Так он царственно и смотрел на нас в рыжем, сверкающем на солнце ореоле листьев.

Дворцы сияли сквозь золотую листву, на озере слышался плеск весла, мимо лодки, бесшумно скользящей по воде, проплывали импрессионистические пейзажи. Отраженные в воде, они создавали удивительную картину, которую только там и увидишь…

А вот если сесть на маршрутку и добраться в этот же день до Пушкина, то там вас ждет совсем другая история. Там толпы шумных туристов выпадают из автобусов на дорожки регулярного Екатерининского парка и романтически запущенного Александровского. Там очереди в Агатовые комнаты, там вездесущие японские туристы и дети, швыряющие друг в друга ворох листвы. И лотки с сувенирами, и блины с пирожками, и официанты, сбивающиеся с ног… А парк у дворца — парадный, торжественный, то осенний, то вдруг поражающий зеленым кустарником и поздними цветами — кусочек лета среди осени.

Если пройти чуть дальше, забраться вглубь Александровского парка, дорожка выведет к Александровскому дворцу. Совсем недавно этот красивейший дворец, построенный в 1796 году для будущего императора Александра I по проекту Кваренги стоял в полной разрухе — и вот он во всем великолепии, с двойными флигелями, только внутри не все готово, идет реставрация. Но что-то уже можно увидеть… Особенно поражают своей простотой и лаконичностью комнаты последнего царя — с 1904 года Александровский дворец стал постоянной резиденцией Николая II, который родился здесь и с особой теплотой относился к Царскому Селу. Здесь прошли последние 13 лет его царствования — отсюда утром 1 августа 1917 года императорская семья была отправлена в ссылку в Тобольск. Какая-то удивительная гармония в убранстве комнат царской семьи, уютной гостиной, скромной спальне и детской.