Эдуард Тополь - РОССИЯ В ПОСТЕЛИ

А длинными зимними вечерами мы играли в карты, пили водку, варили уху или на студийных машинах отправлялись в Москву, в ресторан Дома кино.

Конечно, я вызвал Галину из Хабаровска, и она неделю прожила у меня – днем, во время съемок каталась на лыжах и спала, а по ночам мы до изнеможения занимались любовью.

Я видел, что ей очень нравится такая жизнь – вокруг известные актеры, киношная суета, вечерние загулы в ресторанах, просмотры зарубежных фильмов в Доме кино и сладкий секс по ночам на лоне заснеженного Подмосковья.

И вот однажды из Ленинграда прикатил на съемки автор сценария нашего фильма. Молодой, тридцатилетний, талантливый и удачливый парень – его сценарии все больше входили в моду в киностудиях, а фильмы пользовались популярностью у зрителей.

Он покрутился на съемочной площадке, переписал по просьбе режиссера несколько сцен и пару часов покатался с Галкой на лыжах. А к вечеру она сказала, что ей пора улетать в Хабаровск – завтра там какой-то ответственный показ мод, и она должна быть на работе.

Надо так надо – мы собрали ее чемоданчик, я взял студийную машину, и в связи с такой оказией съездить в Москву к нам присоединился режиссер, пара актеров и сценарист, и мы все вместе сначала завалились в ресторан Дома кино, весело поужинали, а потом я собрался отвезти Галю в аэропорт, но она заявила, что ей еще нужно заехать к подруге, а оттуда она доберется до аэропорта на такси.

Что же, я отвез ее к подруге на проспект Мира, оставил в подъезде какого-то дома, но уже какое-то недоброе предчувствие шевельнулось у меня в груди.

И особенно оно усилилось, когда, вернувшись в ресторан Дома кино, где еще сидела наша компания, я не застал среди них сценариста – режиссер сказал, что у него какие-то дела, и что он уехал из ресторана минут двадцать назад.

Я хмуро выпил подряд три рюмки водки, завел машину и помчался назад, в наш пионерский лагерь под Москву.

Я уже не сомневался, что Галка сейчас с этим сценаристом в какой-нибудь гостинице, но что я мог поделать?

Я погнал машину домой, чтобы там спокойно напиться и уснуть.

По дороге, уже на подъезде к пионерскому лагерю, встречное такси с зеленым огоньком чуть не заставило меня свернуть в сугроб. Я выматерил его и погнал дальше. Я приехал за полночь, наша группа уже спала, и только на втором этаже, в комнате сценариста сквозь плотно задернутые шторы пробивался свет настольной лампы, а в вестибюле у телевизора старая гримерша тетя Сеня вязала что-то.

– Не спим? – бодро спросил я у нее. – Что вяжем?

– Платье для внучки… – ответила она негромко и не поднимая на меня глаз.

Мне это не понравилось, я спросил в упор:

– Тетя Сеня, – а вы нашего сценариста не видели?

Она молчала.

– Тетя Сеня, у него свет горит в комнате. Он что – вернулся?

– Угу… – пробурчала она.

– Не один? С Галей?

– Я ничего не видела. – сказала она, не глядя на меня, и я понял, что сценарист привез сюда Галку на такси.

Я захлебнулся от бешенства.

Что было делать?

Конечно, она мне не жена, и мы с ней не объяснялись в любви, и я прекрасно знал, что в перерывах между нашими встречами она спит с кем-то в Хабаровске, да и она знала, что я тут не храню ей супружескую верность.

Да, она была вольна спать с кем угодно и где угодно на стороне, но чтобы здесь – на виду у всей киногруппы! – такого наглого блядства я от нее не ожидал.

Я поднялся на второй этаж и постучал в комнату сценариста.

Там уже не горел свет, там было тихо, никто не отвечал на мой стук. Я постучал еще раз, громче – тишина, никакого ответа.

Ломиться в дверь?

Разбудить шумом всю киногруппу?

Что бы это дало мне кроме позора?

Я сказал в дверь:

– Хорошо, ребята, встретимся за завтраком. Спокойной ночи.

И ушел к себе, в свою комнату во флигель.

Конечно, я не мог уснуть.

Картины их страстей мучили мое воображение. Я живо, ярко представлял себе как уже не мой, а его Брат проходит через ее влажный рот в ее глубокую глотку и как он, а не я, сладко отключается от бытия, а потом пьет с ней коньяк и трахает ее в роскошный зад, и сжимает руками ее роскошную грудь, и снова и снова внедряется в ее горячую чуткую штольню…

Я не мог этого вынести – не помогал ни коньяк, ни снотворное, и к трем часам ночи я придумал средство мести.

Сценарист меня не интересовал. Я вообще никогда не виню мужиков, поскольку, если баба не захочет, то никто ее не трахнет и даже не изнасилует, поверьте.

Галка! Эта сука, курва, хабаровская шлюха – как она смела приехать сюда, в эту же киногруппу и на глазах у всех трахаться уже не со мной?

К трем часам ночи я придумал средство мести.

Я встал, оделся, разбудил вечно пьяного пиротехника Костю, взял у него ключи от склада пиротехники, и там, среди ящиков с автоматами Калашникова, дымовыми шашками, холостыми патронами и прочим «партизанским вооружением», нашел небольшой ящик с офицерским оружием – пистолетами «ТТ».

Конечно, боевых патронов у нас не было, но мне годились и холостые. Я зарядил пистолет и сунул его в карман своей меховой куртки. Потом вошел в общий корпус и сел у выхода на лестнице.

Дрожь нервного озноба еще била меня, но скоро я успокоился – теплая рукоятка пистолета грела руку, а приятное решение веселило сердце. Я твердо вычислил, что теперь, понимая, что я уже знаю о том, что они здесь, они не останутся до завтрака, а постараются смыться как можно раньше, до общего подъема на съемку. Пешком можно минут за десять добраться до станции электрички, а там – или на электричке или на такси до Москвы.

Я ждал, когда они выйдут, воображение уже не терзало мой мозг, я успокоился и боялся только одного – не уснуть бы на этой лестнице. Поэтому я периодически вставал и выходил во двор, на мороз – разогнать сон.

Мне и самому было немного смешно глядеть на себя со стороны – сумасшедшего ревнивца, дежурящего с пистолетом в кармане под окнами комнаты, в которой трахнули мою редкую хабаровскую драгоценность, это было похоже на киносюжет.

Но у меня сволочной характер – если я принял решение, я уже не отступлю, как бы горько я потом не расплачивался.

В пять утра наверху тихо скрипнула дверь, раздались осторожные шаги и приглушенный грудной Галкин смех. Этот смех подхлестнул мои нервы, с новой силой вспенил мое бешенство.

Она еще смеется, сука! Конечно, надо мной, над кем же еще?…

Осторожно, бесшумно я открыл входную дверь и вышел на улицу, спрятался за соседнее дерево – мне ни к чему было встречать их в корпусе, где все еще спали, мне нужно было встретить их на вольном воздухе.

И вот – негромко скрипнула все та же входная дверь, и они открыто, беззаботно вышли во двор, посмеиваясь своей дешевой хитрости – улизнуть затемно, пока все еще спят, а там – «не пойман – не вор!»