Эдуард Тополь - РОССИЯ В ПОСТЕЛИ

А где же спать, когда в комнате у новобрачных одна койка? Решили таким образом: Светлану, молодую жену, отодвинули к стеночке, муж лег рядом с ней, а приятель, одетый, – с краю.

Уснули.

Часа через два Григорий проснулся, желание взыграло в нем, и он полез к своей жене. Но она, конечно, ни в какую:

«Ты что, – говорит, – с ума спятил, тут человек посторонний, остынь!»

А Григорий настаивает:

«Хочу, мол, и все тут».

А Светлана сопротивляется:

«Нет, я так не могу, при посторонних-то!»

Тут приятель проснулся:

«Что за шум?» – спрашивает.

«Да вот, – говорит ему Григорий. – Родная жена не дает! Представляешь?!»

«Как это – не дает!! – говорит приятель. По какому праву?»

«А ну держи ее! – говорит Григорий. – Действительно!»

Стали они вдвоем Светлану скручивать, приятель Григория ее за руки держит, Григорий внизу ловчится, а Светлана орет, брыкается и каким-то образом удирает от них в комнату к свекрови.

А та ей говорит:

«Долго ты еще будешь терпеть это безобразие? Они тебя насильничали, беги в милицию и заяви, что они тебя насильничали».

То есть против своего же сына настропалила невестку, так осточертели ей пьянки сына.

Ну, и Светлана, взбешенная, побежала, как была распатланная и в синяках, в милицию и заявила.

И Григорий за попытку изнасилования собственной жены получил семь лет, а его приятель – за хулиганство пятнадцать суток…

Ну и последняя история просто уникальная, я ее приберегла под финал главы.

Как говорится, жили-были муж с женой.

Только он любил ее чрезмерно и ревновал безумно. Куда бы ни посылали его в командировки – а он был модным архитектором – повсюду возил с собой жену, даже на три дня не оставлял ее одну в Москве. Она брала отпуск на своей работе и ездила с ним в командировки. И так прошло несколько лет.

И однажды она ему сказала перед очередной его командировкой:

– Послушай, мы уже шесть лет вместе живем, дочке уже три года, а ты меня все ревнуешь, как безумный мальчишка. Я же тебя люблю, я даю тебе честное слово, дочкой клянусь, что не изменю тебе. Позволь мне остаться дома, я устала таскаться за тобой в командировки.

– Хорошо, – он говорит. – Ты меня действительно любишь?

– Да. Очень.

– Докажи это. Я могу тебя оставить, но при условии, если я тебе туда, на влагалище, одену замок.

– Как это? – изумилась она.

– А так. Прокалывают же женщинам уши и – ничего. Вот я куплю крохотный замочек, самый маленький, для чемоданов, мы проколем тебе губы влагалища и оденем замочек, и ключи я увезу с собой в командировку. Тогда я поверю, что ты меня любишь и не изменяешь.

И что вы думаете?

Женщина – согласилась.

Муж купил маленький замок, накалил толстую иглу, проколол этой иглой губы ее влагалища, запер их на замочек и – уехал с ключиком в командировку.

На второй день эту женщину в бессознательном состоянии с общим заражением крови привезли в больницу имени Склифосовского. Дежурный врач осмотрел ее поверхностно, ничего не обнаружил и вызвал гинеколога.

Когда в Склифосовского привозят женщин в тяжелом состоянии, всегда вызывают гинеколога. И вот гинеколог открыл ее догола и увидел – там у нее уже все распухло от гноя, а посреди опухоли – железный торчит замочек.

Женщину – на операционный стол, одновременно – переливание крови и все, как полагается, и заодно вызвали следственные органы. Как-никак, а случай уникальный. И пока женщина без сознания, на искусственном питании валялась в больнице, следователи стали искать преступника. Пошли по соседям в доме у этой женщины, а те, узнав подробности, сразу сказали, что сделать это мог только ее собственный муж, потому что он любит и ревнует ее безумно.

Ну, и вызвали его из командировки, и обвинили в преступлении – в членовредительстве с отягчающими последствиями.

Он и не отпирался, но, желая взять всю вину на себя, сказал, что он сделал это насильно. И только когда женщина пришла в себя и узнала, что мужу грозит тюрьма, она вызвала в больницу следователей и заявила, что он дал ложные показания, что совершили они это вдвоем, при ее полном добровольном согласии.

– Но как же вы могли согласиться на такое? – изумились следователи.

– Я хотела доказать ему, что я его действительно люблю, – сказала она.

В начале этой книги я обещала рассказать о том, как во мне в четырнадцать лет проснулась женщина.

Я была тогда школьницей, училась в восьмом классе, и однажды в гостях у своей школьной подружки увидела итальянский порнографический журнал. Прямо на обложке этого журнала была огромная, во всю страницу цветная фотография красивой итальянской девочки-блондинки, которая с восторгом облизывает огромный сиренево-напряженный мужской член.

Помню, при первом же взгляде на эту фотографию у меня захватило дыхание и кровь бросилась в лицо.

Маринка, моя подружка, стала показывать мне другие фотографии в этом журнале, там были самые разные позы мужского и женского соития, там молодые голые женщины лежали, сидели и стояли с распахнутыми ногами и раскрытыми влагалищами, а мужчины, тоже абсолютно голые, стояли или лежали над ними с возбужденными членами, там были даже фотографии группового секса, но все это уже не произвело на меня такого впечатления, как первая, самая яркая картинка. У той девочки, которая на обложке журнала облизывала мужской член, был такой восторг на лице, столько удовольствия и истомы в полузакрытых глазах, что мне до ужаса, до ломоты в суставах захотелось немедленно попробовать это незнакомое, запретное лакомство.

До этого, как я уже писала, я была еще только девчонкой-подростком, женственность дремала во мне, как вино в плотно запечатанной бутыли, а тут – будто вынесли этот сосуд на солнечный свет и открыли. Ослепительная вспышка чувственности пробудила во мне женщину. Не девушку, нет, а сразу – женщину.

Мне захотелось немедленно найти вот такой же большой, взрослый, сиреневый, с темными прожилками и вишневой головкой мужской член и прикоснуться к нему своим языком.

Даже при первом воображении этого у меня от страха становилось холодно в груди и что-то поджимало живот.

И помню, я как полоумная, четыре дня бродила по московским улицам, упорным взглядом рассматривая мужские ширинки. Но все в них было как будто примято, приглажено, ничего не оттопыривалось в этом месте настолько, насколько должно было бы оттопыриваться, если бы там было то, что я искала. Я никак не могла понять, как можно носить в брюках такой большой предмет и чтоб он не оттопыривал брюки, и решила, что, видимо, такой большой предмет бывает далеко не у всех мужчин, и все искала мужчину, у которого хоть что-нибудь там оттопыривается.