Эдуард Тополь - РОССИЯ В ПОСТЕЛИ

Я вошла.

Его однокомнатная неубранная квартира была оклеена театральными афишами и киноафишами, на каждой из них в перечне актеров его фамилия была подчеркнута жирным фломастером, а на некоторых даже была его фотография. А кроме афиш, стены еще были разрисованы какой-то ерундой и испещрены номерами телефонов.

Но не это огорчило меня. Грязь! Я не спала ночь, я готовилась к этому дню, как к празднику, я приехала к нему свежая и сияющая, как новая монетка, а он – в этом засаленном халате, квартира завалена мусором и бутылками, на столе пиво, куски сухого хлеба и ржавая консервная банка вместо пепельницы, а постель не застилается, наверно, никогда – смятые и серые от грязи простыни, свалявшаяся подушка…

Боже, и вот на этой постели должно свершиться главное событие в моей жизни?

Он ушел на кухню заваривать кофе, а я стояла у окна и глотала слезы.

– В чем дело, мать? – вдруг возник он у меня за спиной. – Что такое? Ты плачешь? Что случилось?

Он хотел обнять меня, но я оттолкнула его руку.

– Ну, понимаю, понимаю, – усмехнулся он. – Ты приехала вся такая красивая, а тут бордель и грязь. Но я так живу, ну что делать? Вчера сутки был на съемках, и до этого тоже. Домой заскакиваешь только поспать и – опять или съемки, или репетиции, поесть некогда. Ну, малышка, извини, я сейчас оденусь и пойдем в бассейн купаться. Ты захватила купальник?

Тут я вспомнила, что забыла купальник (а ведь он вчера дважды сказал мне по телефону, чтоб я не забыла купальник), и я разревелась еще больше, а он обнял меня, и теперь я ревела у него на груди, в его старый и засаленный узбекский халат.

Он гладил меня по плечам и по спине, а потом стал целовать в шею, в глаза, в губы, и я, благодарная за то, что он хоть понял меня, стала отвечать на его поцелуи, и уже через несколько минут он распахнул свой халат, и горячее мужское тело, пропахшее табаком и пивом, прижалось ко мне, упираясь в живот напряженным, обтянутым плавками членом.

А потом он поднял меня на руки и отнес в постель одетую и лег рядом со мной, не прекращая целовать меня. И я отдалась его поцелуям. Обида куда-то прошла, я целовалась с ним, ощущая, как царапает мою кожу его небритый подбородок, и чувствуя, как его руки развязывают поясок моего платья и ищут и расстегивают пуговички у меня на спине. И я не сопротивлялась, когда он снял с меня платье и лифчик, мне уже было все равно – пусть только это свершится быстрей.

В это время на кухне зашипел сбежавший кофе.

– Вот черт! – сказал он, и голый, в одних плавках ушел на кухню выключить газ, а я лежала в постели, завернувшись в простыню.

От его небритого подбородка горели щеки, и желание еще не проснулось во мне, и все-таки я ждала его.

«Пусть! Пусть будет так! В конце концов, какая разница, – говорила я себе, – на этой постели или на чистой? Пусть это будет сегодня!»

Он вернулся и лег ко мне, и развернул меня из простыни, как из кокона, и стал теперь целовать в грудь, в живот, в плечи и в шею, и я почувствовала, как возбуждаюсь, и сама потянулась целовать его.

Неожиданно он оказался на мне верхом – уже абсолютно голый.

Я не заметила, когда он успел снять свои плавки, я только почувствовала вдруг, как он голым членом водит по моему животу, груди, шее. И не скрою – это было приятно.

Я лежала с закрытыми глазами, солнце било сквозь распахнутое окне и оранжевым окоемом дрожало в моих ресницах, и эта оранжевая пелена застилала мне глаза, но я остро чувствовала всей кожей тела, как ласково гуляет по мне его член, кружит по груди вокруг соска, упирается подмышку и щекочет шею. И каждое это прикосновение вызывало озноб желания, и голова кружилась, и единственное, чего я не понимала уплывающим сознанием, – это почему он до сих пор не снял с меня трусики.

Тут я почувствовала, что он гладит своим членом мои губы. И я поняла, что он хочет. Но как сказать ему, что я хочу совсем иное, что я приехала не для этого, а для того, чтобы отдаться ему совсем, стать женщиной?

Как сказать это? «Сделай меня женщиной?» «Сними с меня трусики и сделай меня женщиной» – так и сказать?

Пока я размышляла и думала, мои губы уже открылись сами собой и приняли его член, и уже новая волна желания поднялась от низа моего живота и закружила мне голову, и я стала привычно сосать.

Он стоял надо мной на четвереньках, упираясь головой в стенку, стонал от наслаждения, а все мое голое тело пружинило от желания, и что-то влажное уже исходило из меня к трусикам, и я думала, что может быть сейчас он остановится и возьмется за меня с той стороны, но… в этот момент он кончил.

Я сглотнула сперму и навернувшиеся слезы обиды, а он устало улегся рядом со мной и безучастно закурил.

Я лежала с закрытыми глазами, ощущая во рту вкус его спермы, а на лице следы от размазанной слезами краски ресниц.

Он курил молча, не прикасаясь ко мне.

Зазвонил телефон. Он лениво сполз с постели, взял трубку. Лежа с закрытыми глазами, я слышала, как он говорит в трубку:

– Алло… Привет, старик!… Замечательно!… Да нет, сразу!… О чем ты говоришь?! Высший класс! Во сколько? В четыре репетиция? Но сейчас уже почти три часа! Нам надо пожрать что-нибудь… Ну, хорошо, я понимаю, буду к четырем, надо – так надо! Пока…

Он вернулся ко мне и сказал:

– Слушай, детка, лажа сплошная – позвонил помреж, в четыре репетиция. Извини, я сейчас приготовлю что-нибудь поесть, и придется ехать. Яичницу будешь?

Я не отвечала. Я лежала каменная от обиды и злости.

Нетрудно было догадаться, что слова «Сразу!» и «Высший класс!» – это обо мне, и что скорей никакой репетиции нет, а он просто хочет теперь отделаться от меня.

Не дождавшись от меня ответа, он ушел на кухню, и я слышала, как он возится там, насвистывая какой-то мотив.

Я встала. Одела лифчик и смятое платье, утерла заплаканные глаза, взяла в руки свои новенькие туфли на шпильках, и молча, не сказав ни слова, ушла из его квартиры. Я не стала ждать лифта, а босая сбежала по лестнице вниз и только в парадном надела туфли.

Пересекая двор, я слышала как он кричал из окна: «Оля! Ольга!»

Но я не повернулась на крик и ушла к метро.

Так закончилась моя первая попытка стать «настоящей женщиной».

Я возненавидела мужчин и целыми днями валялась в постели, читая какие-то идиотские книжки.

Описывать все попытки нет смысла, главной закономерностью в них было одно – взрослые, пожилые мужчины боятся или не умеют ломать целку у несовершеннолетних и предпочитают просто тереться членом о лобок и губы влагалища, а когда возбуждение доходит до предела и ты лежишь готовая на все и ждешь, что вот сейчас этот горячий упругий предмет войдет в тебя, наконец, они или кончают тебе на живот, дергаясь в конвульсиях, или суют в рот, или – или просто у них опадает, и они говорят: