Эдуард Тополь - РОССИЯ В ПОСТЕЛИ

«Извини, детка, я сегодня очень устал на работе».

И ты носишься со своей девственностью, как с обузой, и уже ненавидишь всех мужчин и себя заодно с ними.

А молодые ребята – с ними свои беды…

В ту пору моей сексуальной озабоченности в меня влюбился двадцатилетний парень – высокий стройный брюнет с голубыми глазами и нежным ртом. Он учился в университете, увлекался химией и биологией и часами рассказывал мне всякие смешные истории из жизни ученых и про всякие научные опыты и эксперименты.

Постепенно он отвлек меня этими рассказами от всех других мужчин, мне было интересно гулять с ним по московским набережным, есть мороженое в кафе, ходить в кино, я стала как бы нормальной девчонкой, которая встречается с хорошим, красивым, развитым и интересным парнем.

Но он не посягал на мою девственность.

Мы целовались с ним – да! И еще как целовались!

Поздно вечером, когда он провожал меня домой, мы каждый раз останавливались на одном и том же месте – на заброшенном железнодорожном мосту – и начинали целоваться. Это были сумасшедшие поцелуи – он, этот интеллигентный мальчик, воспламенялся так быстро, что принимался тискать меня за все доступные и малодоступные места с просто необузданной страстью. Он оголял мою грудь, забирая ее целиком в рот, сосал, обкусывая соски острыми зубами, снова перебрасывался на мою шею, лицо, губы, вталкивая язык мне в рот или забирая мой язык в себя и сосал его, и опять переходил на грудь.

Это длилось по часу – я уже истекала влагой желания, я ощущала животом и ногами его напряженный член, который терся об меня и вжимался в меня, я готова была отдаться ему прямо здесь, на мосту, но он не пытался трахнуть меня, а, целуя меня взасос, обсасывая грудь, бился об меня низом живота или вжимался им между моими ногами, доводя нас обоих до изнеможения.

Усталые, разбитые, на подкашивающихся ногах мы приходили потом к подъезду моего дома, и здесь, в подъезде, все начиналось сначала: мы начинали прощаться на лестнице нежными поцелуями, но уже через минуту возбуждались оба и теряли головы, и садились, а затем и ложились на ступеньки лестницы в подъезде, и он опять оголял мою грудь и набрасывался на нее с новой силой и темпераментом.

Вставшим под брюками членом он вжимал меня в ступеньки лестницы с такой силой, что у меня потом всю ночь болела спина, он елозил по мне, покрывал поцелуями грудь, шею, плечи и снова грудь, и я опять истекала влагой так, что трусы становились мокрыми, а он кончал, наконец, в свои трусы и брюки, и только после этого мы расставались.

Я уходила домой на полусогнутых от усталости ногах, с мокрыми трусами и спиной, исполосованной ступеньками лестницы.

На следующий вечер все начиналось сначала, и через неделю я уже готова была отдаться ему где угодно – на мосту, на лестничной площадке, лишь бы освободиться от накопившейся за все это время истомы.

Помню, днем я ходила как полувареная рыба, как сомнамбула, и только к вечеру как-то отряхивалась, принимала душ и шла к нему на свиданье, и мы оба с трудом дожидались темноты, чтобы начать целоваться и тискать друг друга на мосту.

И вдруг – какая удача! – бабушка на весь день уехала за город за грибами!

Через час после ее отъезда мой возлюбленный уже был у меня, и мы, даже не выпив чаю, упали целоваться на диван. Я знала, что сейчас произойдет, наконец-то все то, что и должно произойти, я уже даже перезрела для этого и потому разрешила ему все и ждала, что он сейчас снимет с меня не только платье, но и трусики.

И он тоже понимал это, и решительно и властно снял с меня платье и лифчик, но до трусиков дело еще не дошло – он бросился целовать мою грудь.

Стояло утро, комната была залита солнцем, и он первый раз целовал меня при свете. Мы лежали на диване, тиская друг друга, он распалялся все больше и больше, он уже сбросил с себя брюки, и теперь мы голые, в одних трусиках, вжимались друг в друга, и эти прикосновения голого тела распалили его еще больше, и я уже сама двумя указательными пальцами потянула с него трусы, и он тут же понял меня и резко сбросил сначала мои трусы, а потом свои и уперся мне в живот своим возбужденным членом, рыча от игры, целуя и обсасывая мою грудь.

Наступал главный, ответственный момент, я уже раздвинула ноги, и он лежал между ними, но все не мог оторваться от моей груди, кусая то левую, то правую, и вдруг, когда он подобрался как-то дугой и его член коснулся моих уже влажных от истомы губ влагалища – вдруг пронзительная боль дернула меня и будто выключила на миг сознание. Но боль не внизу живота, не от потери девственности.

Боль в груди.

Я схватилась рукой за левую грудь – кровь хлестала из нее, и откушенный сосок висел на кожице. В припадке страсти он откусил мне сосок левой груди.

Мы оба вскочили в растерянности, не зная что делать.

– Йод! – закричал он. – Давай йодом намажем!.

– Дурак, это же больно, – плакала я, держа рукой оторванный сосок и прижимая его к груди. Кровь заливала мне руку. – Одень мне халат!

Он набросил на меня халат, и я побежала к соседке, она работала медсестрой в больнице. Но тети Клавы не было дома, там была только ее дочь, 17-летняя Сонька, вялая, рыхлая и рыжая девчонка с веснушками на лице.

– Соня! – закричала я ей. – А где твоя мать?

– На работе, а что?

Я распахнула халат и увидела ужас у Сони на лице.

– У тебя сосок оторвался, – сказала она.

– «Оторвался!» Идиотка! Его откусили!

– Кто?

– Ну кто, кто! Володя! Что делать? Лучше скажи что делать?

– Володя? – изумилась Соня, она знала моего ухажера, и видела меня с ним. – А как он туда попал?

– Куда попал? – переспросила я.

– Ну вот сюда, – она показала на мою грудь.

– Как он туда попал?!

Эта идиотка в свои семнадцать лет еще, наверно, не целовалась ни разу!

– Что делать? Что делать? Соня! У меня кровь течет.

– Нужно в больницу. Побежали.

– А что я там скажу? Не могу же я сказать, что Вовка мне грудь откусил!

– Скажем, что моя собака тебе откусила! – сообразила Соня.

И мы побежали в соседнюю больницу.

Соня плела там про свою собаку, с которой я якобы игралась и которая якобы цапнула меня за грудь. Хирург сделал мне укол местного наркоза и пришил сосок на место, и потом мне перевязали всю грудь через левое плечо и шею, и мы пошли с Соней домой, но и по дороге она все спрашивала, недоумевая:

– А как он туда попал? Что ему там было надо?

– Отстань, Сонька, – отмахивалась я. – Ты все равно не поймешь!

– Но что ему там было нужно?

– Отстань, у меня голова кружится…

Проблема стать женщиной осталась нерешенной.

Игорь Петрович Полесов был моим первым мужчиной, а я – его последней женщиной. Но, рассказывая об Игоре Петровиче, нужно начинать не с меня. Я была его ошибкой, а вот до меня…