Павел Вежинов - Вдали от берегов

Уж не сон ли это?

Капитан пошарил в темноте и ткнул пальцем босую ногу далматинца.

Милутин тотчас приподнял голову, словно давно ждал этого знака.

— Косяк! — тихо сказал капитан.

Далматинец не сразу понял.

— Какой косяк?

— Рыб! Целый косяк!

Далматинец глянул за борт и сразу понял, в чем дело. Теперь они оба смотрели, как бурлило и фосфоресцировало море. Косяк приближался, рос на глазах, заливая горизонт мерцающим сиянием.

— Большой косяк! — сказал далматинец.

— Сейчас увидишь! — кивнул капитан. — Это еще только начало!

Теперь уже все приподнялись с мест и с удивлением смотрели на редкое зрелище. Косяк двигался очень быстро, все разрастаясь и разрастаясь. Вода буквально кишела миллионами рыб, фосфоресцирующие блики сплетались в какой-то неистовой, мифической пляске.

— Крупная рыба! — сказал капитан. — Тунец или луфарь!

— Нельзя ли поймать парочку? — возбужденно спросил Крыстан.

— Чем? Голыми руками? — скептически заметил капитан.

— Но ведь их миллиарды! — настаивал студент. — Хоть руками греби!

— Не выйдет руками! Ведь это рыба, — пробормотал капитан. — Была бы сеть — другое дело!

— А парусом нельзя попробовать?

— То есть как парусом?

Вацлав смотрел на море, затаив дыхание, и не верил своим глазам. Он не читал и не слышал, что рыбы движутся такими гигантскими стаями. Косяк, казалось, выталкивало из глубин моря, он разливался все шире и шире, все ярче светился трепетным светом. Вода словно схлынула, и осталась только рыба, одна к одной, плавник к плавнику, — так густо мерцали блики.

— Приготовь весла! — скомандовал далматинец.

— Нет смысла! — сказал капитан. — Косяк и так идет на нас. Если бы даже мы захотели удрать, не удалось бы!

— Приготовь весла! — повторил далматинец, словно не расслышав.

Тогда капитан понял.

— Кто знает, — сказал он с сомнением. — Если и попадешь по ней веслом, так только оглушишь! Она все равно уйдет!

— Поймаем! — резко и грубовато возразил Милутин. — Надо поймать! Не упускать же и этот случай!

Вот уже косяк окружил их со всех сторон своим зеленоватым сиянием. Все море вокруг словно вспыхнуло холодным бенгальским огнем, клокотало и переливалось миллиардами отблесков.

Свесившись за борт, люди, как загипнотизированные, смотрели на это густое, буйное стадо, вспенивающее воду, сплошной стеной окружившее лодку. Всех охватил неудержимый порыв, неукротимая охотничья страсть — поймать во что бы то ни стало! Умереть, но поймать! Вцепиться пальцами в холодную, скользкую плоть! Оглушить, придавить, убить!.. Зеленые языки плясали перед глазами, рыбы метались, вода кипела под ударами их хвостов.

— Бей! — хрипло крикнул Милутин.

Он первый схватил одно весло, капитан — другое.

— Бей! — кричал он.

Вацлав во все глаза смотрел на происходящее. Голый по пояс далматинец изо всей силы бил по воде, словно мифический Харон, отталкивающий от своей лодки души грешников, чтобы быстрее спровадить их по мертвой реке в ад. Вода пенилась под его сильными, ловкими и резкими ударами. Когда его весло взлетало, по тому же месту бил капитан. Рыба валила валом, как слепая. Попавшие под удар ускользали в сторону и исчезали — ни одна не всплыла на поверхность.

— Стреляй, Стефан! — вскрикнул далматинец.

Стефан дважды выстрелил.

Как только отгремели выстрелы, далматинец, прямо в одежде, бросился в море, послышался всплеск, над водой появилась мускулистая рука, державшая большую рыбу.

— Не упусти! — крикнул он и швырнул рыбу в лодку.

Она шлепнулась у ног Вацлава. Тот бросился на нее, она выскользнула из рук, но ему удалось снова схватить ее. Живая рыба трепетала в его руках, и он тоже весь дрожал, а сердце безумно билось в груди. Рыба извивалась, стараясь вырваться, а он перехватывал пальцами ее живое, конвульсивно вздрагивающее тело, зная, что теперь ей уже не уйти. Он ликовал, ноздри жадно ловили острый, волнующий запах, пальцы впились в жабры, в липкую розовую кровь. Наконец рыба затихла, и Вацлав, все еще крепко давя на жабры, поднес ее к лицу.

— Луфарь! — сказал Дафин.

Ударами по воде и выстрелами им удалось за полчаса добыть еще трех рыб, к счастью, довольно крупных. Но косяк стал редеть, хотя все море к востоку и к западу еще сверкало фосфоресцирующими отблесками. Рыба шла и шла, с востока накатывались все новые волны.

Далматинец совсем выдохся и с трудом держался над водой. Уже минут десять он нырял понапрасну, и было видно, что больше ничего не поймает. Рыба шла уже не таким густым потоком.

— Все! — крикнул он охрипшим голосом, ухватился за борт, но перевалиться в лодку у него не было сил. Его втащили за руки. Он весь окоченел и еле двигался от изнеможения.

— Пусть полежит, — сказал капитан. — Немного погодя отойдет.

Собрали одежду и постелили на дне лодки.

Глаза далматинца покраснели от соленой воды, дышал он тяжело, с хрипом.

— Опасная рыба! — проговорил он сдавленным голосом. — В жизни не приходилось ловить такую!

— Кефаль проворнее и хитрее, — сказал капитан. — Но зато луфарь опаснее… Тот, кто бережет сети, луфаря не ловит… Он режет их, как бритвой…

— Что будем делать с ними? — спросил Стефан. — Сырыми есть?

— Не подавимся, — сказал капитан. — Свежая рыба и сырая вкусная…

— Лучше поджарить ее! — посоветовал далматинец. — Так и этак сыты не будем, но хоть душу отведем!

Поджарить рыбу оказалось нетрудно. От бидона из-под бензина оторвали дно, а от лодки — одну доску. Расщепили ее на лучинки. Вскоре во тьме вспыхнул огонь и к небу взметнулись искры. Когда жесть раскалилась, огонь отгребли в сторону и на жестяной круг положили рыбу. В воздухе разнесся такой упоительный аромат, что у всех дух захватило.

— Изойду слюной! — жалобно пробормотал Крыстан.

Запах становился сильнее, гуще, мучительнее. Луфарь шипел и потрескивал, по листу жести растекался кофейно-бурый сок. Все как зачарованные смотрели на огонь. Зрелище было настолько захватывающим, что, появись сейчас откуда-нибудь военный катер — его никто бы и не заметил. После длительной голодовки наконец-то появилась пища, и все заранее предвкушали тот блаженный миг, когда она окажется во рту, когда можно будет жевать, упиваясь ароматным соком.

Когда луфарь изжарился, печатник разломил каждую рыбину пополам. Внутри они не прожарились, у костей еще виднелась кровь, но снаружи мясо было белым и сочным.

Куски побольше дали далматинцу и капитану. Самый маленький — Ставросу. Вацлаву достался хорошо прожарившийся кусок с хвоста. Улыбаясь от счастья, он схватил его, но от неожиданности чуть не выпустил из рук, — так горяча была рыба.

— Как ты его держал? — растерянно спросил он. — Жжет, как уголь!