Аякко Стамм - Путешествие в Закудыкино

Вдруг старика осенило, выход нашёлся сам собой. Вернее не совсем ещё выход, но повод завести разговор оказался как нельзя кстати. На высокой груди тинейджерши, так досаждавшей старику, красовался большой круглый значок белого цвета с непонятными, заграничными буквами следующей конфигурации: «I’M GLAD TO GIVE ТОО YOU».

– Дочка, ты прости меня старика, разреши вопрос задать, – забросил удочку дед.

– Чё те надобно, старче, – ответила «Золотая рыбка».

– Скажи на милость, а чего это тут у тебя написано такое, не пойму никак.

– Тут, дед, написано: «Ам глад то гиве ту ёу».

– Как сказала? Не разобрал что-то.

– Глухой чё ли? «Ам глад то гиве ту ёу», понял?

– Понял. Вот теперь, милая, понял. А то смотрю и никак в толк не возьму. И главное ведь вижу, что Амглад…, а вот что он гиве именно ту ёу, не разберу. А как ты мне старому всё разъяснила, так сразу же и понял. Только вот вопрос, а это по-каковски же?

– Это на инглиш, дед. Ты по инглиш-то спикаешь?

– Чего сказала-то?

– А-а! Тебе не понять.

– Дык ты, дочка, объясни мне старому, что этот вот «Амглад» по-русски-то означает?

– А я знаю? Я те чё, переводчик чё ли?

– Так что ж тогда нацепила-то?

– А чё, прикольный значок.

– Да я вижу, что прикольный, не пришитый. А что на нём написано-то такое?

– Отстань, дед, чего прилип?

– Тут, дедушка, написано… – в диалог вмешался стоящий рядом интеллигентного вида мужчина в очках и шляпе, – …«Я рада»… хм, как же это лучше сказать…? «Я рада… уступить вам».

– Весьма вам признателен, молодой человек, – поблагодарил интеллигента старик. – Так значить, уступишь? – снова обратился он к девице, – А то я уже и не знаю, куда деваться от твоих… гм… прелестей.

– Ты чё, дед, угорел, не иначе? А не поздновато ли тебе? Еле стоишь ведь, а всё туда же.

– Да, дочка, сил уж маловато осталось, потому и прошу, что б ты, значит, сама мне, ну это самое, уступила то есть. Мне-то тебя тормошить уж не сподручно, так ты бы уж сама, а.

– Ну, ты, дед, даёшь. А бабки-то у тебя есть?

– Бабки? А что бабки? Бабок-то полон дом, только на кой они мне, старому, сдались-то? Мне бы воздуху свежего глотнуть.

– А не жалко бабок-то?

– Да что ты всё о бабках? Чего их жалеть-то? Они ж зелёные ещё – меня переживут! А мене уж не долго топтать-то.

– Ну, дед, ты, я вижу, ходок ещё тот. Тебе всех нас троих, или на меня только запал?

– Да ну! Куда там троих, мне шибко много не надо. Ты вот только уступи мне старому маленько, да и будет с меня.

– Ладно, старче, уговорил. Хата твоя, или на моей территории?

– Твою, дочка, твою территорию. Мне бы только воздуху глотнуть.

– Ну, пойдём тогда, нам выходить.

– Давай, дочка, иди с Богом, спасибо тебе.

Поезд остановился на очередной станции, компания тинейджерш с шумным смехом направилась к выходу, а вместе с ними ещё полвагона. Старик сел на освободившееся место и с большим наслаждением вдохнул всеми лёгкими порцию воздуха.

Вагон снова наполнился до отказа новой партией пассажиров, и поезд помчался дальше.

Полная, румяная дама в кримпленовом брючном костюме в яркую крупную розу, и огромных увесистых серьгах в ушах поднялась со своего места недалеко от Жени. Она всколыхнула собой раскалённый воздух, привнеся в почти привычный букет запахов аромат не то дикой степной орхидеи, не то горной лаванды, и поспешно направилась к выходу, работая во все стороны локтями и бёдрами. Несколько стоящих до сих пор пассажиров, обезумевших от внезапно свалившейся на них удачи, как по команде ломанулись к освободившемуся месту, но… Женя был первым. Не обращая внимания на ропот и косые взгляды менее удачливых попутчиков, он запрокинул голову, закрыл глаза и постарался забыться. Резов успел ещё подумать о том, как бы не проехать свою станцию, но утешительная мысль, что поезд движется по Кольцевой линии, окончательно успокоила его. И, как оказалось, напрасно.

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – «Площадь Революции», – услышал он через пару мгновений.

«Однако быстро, – подумал Женя. – Не успел присесть, как уже „Площадь Революции“. Потом „Курская“, дальше пару остановок на электричке и дома. Можно ещё минут пять-семь подремать… Стоп! Как это, „Площадь Революции“? Какая „Площадь Революции“? Я же на Кольцевой…».

Сон как рукой сняло. Женя открыл глаза и вскочил с места…, но тут же снова плюхнулся на диван. Вагон был пуст. Вернее, почти пуст. Никакой давки, никаких «ароматов», насыщающих атмосферу вагона, уже не было. Только прямо перед ним, буквально в одном шаге стояли холёные, с иголочки одетые мужчина средних лет и молодая шикарная дама. Они в упор рассматривали Резова. Несколько поодаль находились два огромных бритоголовых амбала в чёрных костюмах и чёрных же очках.

– Здравствуйте! – с очаровательной улыбкой произнесла дама.

– З-д-рав-ствуй-те, – еле выдавливая из себя звуки, ответил Женя.

– Добренький вечерочек! – подхватил нить разговора мужчина. – Ви извиняйте, що ми к вам обращаемось, ми сами люди не местные, приезжии…

– Из Киева… – уточнила дама.

– Да, з Кыиву ми, щось у Украини. Чулы мобуть? – мужчина очень волновался, с трудом подбирая нужные слова, и постоянно озирался на свою более уверенную спутницу. – Ми тилькы з Канади. У Канади ми булы, ось…

– Муж был болен…

– Хворый я був, бач, болыть щось, аж неможлыво…

– Ему необходима была срочная операция…

– Операция в мэни, да-а! У копчику болыть щось…

Мужчина нервно бегал взглядом то на жену, то на Женю, стараясь не упустить нить разговора и вставить очень важную, на его взгляд, информацию. От волнения он даже вспотел.

– Очень сложная операция…

– Ну-у! Ликар ризав мэни. Да-а! Ножиком прямо, бач, тильки вжик, и усэ…

– Очень…

– И щэ клавустрохвобия в мэни, да-а!

– Очень дорогая операция…

– Да ни хай. Щось грошыв нэмайе що ли?

– И сделать её могли только в Канаде…

– Ну. Цэ ж и я кажу. Тилькы у Канади и бильш нигде…

– Мы пробовали обращаться в Москву…

– Ни-и! Бач, москали ни могуть, ага. Знаниив в ных нэмайе, чи аппаратив яких, чи що…

– А в Канаде операцию, слава Богу, сделали…

– Да-а! Усэ слава Богу!

– Операция прошла успешно…

– Дужэ гарно, бач, аж не пыкнув я, – мужчина склонился к самому уху Жени и сообщил по большому секрету. – Спав я, ага, нычого ни чул…

– И теперь мы возвращаемся домой…

– У Кыив ми повертаемось!

– Через Москву…

– Ну да, у Москву ми прыйихалы, бач. Вжэ ми булы у Хвранции, у Парыжу… яки тамо дивки гарны, я тоби кажу…

– Ты опять? – дама строго посмотрела на мужа.

– Да ни, ни, кыся, я ни що. Ни чого особлываго. То ж я кажу, дивки тамо дуже худючи, як прутья з виныку, одни мослы стрычать, ухопытыся тож ни за що…