Грэм Грин - Сила и слава

Порт

Мистер Тенч вышел под палящее мексиканское солнце на белую от пыли улицу узнать, не прибыл ли баллон с эфиром. На крыше сидели грифы и смотрели на него с гнусным равнодушием: он еще не стал падалью. Слабое чувство протеста поднялось в душе мистера Тенча; он соскреб расслаивающимися ногтями горсть земли с дороги и вяло бросил в птиц. Одна из них поднялась и, хлопая крыльями, полетела через город — над маленькой площадью, над бюстом того, кто уже перестал быть президентом, генералом и человеком, над двумя киосками с минеральной водой, по направлению к реке и морю. Там она не найдет ничего: в той стороне о падали заботятся акулы. Мистер Тенч вышел на площадь.

«Buenos dias» [1] Добрый день (исп.). , — сказал он человеку с ружьем, который сидел у стены, где осталось немного тени. Но это не Англия: человек не ответил ни слова, только недружелюбно взглянул на мистера Тенча, будто не знал этого чужака и словно мистер Тенч не имел отношения к его двум золотым коронкам. Обливаясь потом, мистер Тенч прошел мимо казначейства, но забыл, зачем шел: за стаканом минеральной? Кроме нее из-за сухого закона единственное, что можно выпить в этом штате, — пиво, да и то лишь по особому случаю: оно являлось государственной монополией и стоило слишком дорого. Мистер Тенч ощутил отвратительную тошноту в желудке — нет, вроде бы, он шел не за минеральной водой. Ну, разумеется! Баллон с эфиром… Прибыл пароход. Он слышал его торжествующий гудок, когда лежал в постели после завтрака. Миновав парикмахерскую и две зубоврачебные амбулатории, он вышел между складом и таможней на берег реки.

Река медленно текла к морю среди банановых плантаций. «Генерал Обрегон» [2] Альваро Обрегон (1880–1928) — генерал, один из руководителей Мексиканской революции 1910–1917 гг. В 1920 г. был избран президентом и вел борьбу за проведение антицерковных законов. В 1928 г. был избран вторично, но пал жертвой заговора, не успев вступить в должность (прим. перев.). причалил к берегу, и с него сгружали пиво — с сотню ящиков уже стояло штабелями на набережной. Мистер Тенч остановился в тени таможенного здания и подумал: «Зачем я здесь?». Пекло выжгло ему память. Он собрал горькую слюну и с отчаянием плюнул в солнце. Потом сел на ящик и стал ждать. Все равно делать было нечего: до пяти к нему никто не придет.

«Генерал Обрегон» был длиной ярдов в тридцать. Несколько футов сломанных поручней, одна спасательная лодка, колокол, висевший на гнилом канате, керосиновый фонарь на носу — похоже, он продержится в Атлантике еще года два-три, если только его не настигнет в заливе северный ветер. Но тогда уж ему, разумеется, крышка. Впрочем, это не имело значения: каждый, кто покупал билет, тем самым приобретал и страховку. С полдюжины пассажиров стояли среди связанных за ноги индюков и глазели, перегнувшись через поручни, на порт: на склады, пустые, выжженные улицы с зуболечебницами и парикмахерскими.

Мистер Тенч услышал за спиной скрип револьверной кобуры и обернулся. На него злобно смотрел таможенный инспектор. Он что-то сказал, но мистер Тенч не понял что.

— Простите? — сказал он.

— Мои жубы! — прошамкал таможенник.

— О, — ответил мистер Тенч. — Зубы? Разумеется!

Человек был без зубов, поэтому не мог внятно говорить. Мистер Тенч вырвал их все до единого. Его снова стало тошнить: что-то было не так — глисты, дизентерия?

— Скоро будут готовы! Сегодня к вечеру, — сказал он наобум.

Это было, конечно, нереально, но так он жил, вечно все откладывая. Клиент был удовлетворен. Может быть, он забудет, а если нет — что поделаешь? Он заплатил вперед. Таков был весь мир мистера Тенча: жара, беспамятство, откладывание на завтра, деньги вперед, если возможно, — за что?

Он посмотрел на медленную реку: акулий хвост, как перископ, двигался к устью. Годами корабли садились здесь на мель, и теперь они служили укреплением берега; их дымовые трубы наклонились и, точно пушки, целились в какую-то далекую цель за банановыми деревьями и болотами.

Мистер Тенч подумал: «Баллон с эфиром, чуть не забыл!» Разинув рот, он принялся угрюмо считать бутылки «Сервесы Монтесумы». 140 ящиков. 12 на 140; липкая слюня скопилась во рту. 12 на 4 = 48.

— Боже, какая хорошенькая! — воскликнул он по-английски. — 1200, 1680… — Он сплюнул и с вялым интересом стал рассматривать девушку на носу «Генерала Обрегона»; у нее недурная фигурка; глаза, конечно, слишком черные, во рту блестел непременный золотой зуб, но все же в ней было что-то свежее и юное. 1680 бутылок по одному песо за каждую…

Кто-то прошептал по-английски:

— Что вы сказали?

Мистер Тенч резко обернулся.

— Вы англичанин? — с изумлением спросил он, но, увидев круглое худое лицо, заросшее трехдневной щетиной, изменил вопрос: — Вы говорите по-английски?

— Да, — ответил тот; он немного говорит по-английски.

Он стоял неподвижно в тени, маленький человечек в поношенном темном городском костюме с чемоданчиком в руках. Под мышкой у него торчал роман: на грубо размалеванной обложке была изображена любовная сцена.

— Простите, я думал, вы обратились ко мне, — сказал он. У него были глаза навыкате; казалось, он охвачен робким весельем, будто празднует свой день рождения… в одиночестве.

Мистер Тенч сплюнул густую слюну.

— Что я такое сказал? — Он не мог вспомнить.

— Вы сказали: «Боже, какая хорошенькая».

— Что я имел в виду? — Тенч взглянул на безжалостное небо. Гриф парил там, словно наблюдатель. — Что? Наверное, эту девушку! Нечасто увидишь такую хорошенькую в этих краях. Одну-две в год.

— Она слишком молода…

— Я ничего такого не имел в виду, — устало сказал Тенч. — Может же человек просто посмотреть! Уже пятнадцать лет я живу один…

— Здесь?

— Тут рядом…

Некоторое время они молчали; тень от здания таможни, как стрелка часов, переместилась на несколько дюймов ближе к реке. Гриф немного сдвинулся с места.

— Вы с парохода? — спросил мистер Тенч.

— Нет.

— Уезжаете?

Маленькому человечку, видно, не хотелось отвечать на этот вопрос, но, будто оправдываясь, он пояснил:

— Я просто смотрел. Пароход наверное скоро отойдет?

— Через несколько часов, — сказал мистер Тенч. — На Веракрус [3] Веракрус — порт одноименного мексиканского штата. В годы, описанные в романе, там установились довольно либеральные порядки (прим. перев.). .

— Он никуда не заходит?

— Куда ему заходить? — ответил Тенч. — А на чем вы приехали?

Незнакомец ответил неопределенно:

— На каноэ.

— У вас плантация?

— Нет.

— Приятно слышать английскую речь. Вы выучили английский в Штатах?

Человек кивнул. Он был не слишком разговорчив.

— Эх, что бы я дал, чтобы очутиться там! — сказал мистер Тенч. В голосе его прозвучала глубокая тоска. — В вашем чемоданчике случайно не найдется чего-нибудь выпить? Кое-кто из ваших — я знал одного-двух — держит спиртное в лечебных целях.