Меир Шалев - Вышли из леса две медведицы

На мгновенье ему стало легче, но тут он снова почуял запах отцовской трубки, пошел на него и увидел отца, который сидел на стуле возле виноградной беседки. У отцовских ног стояла початая бутылка шнапса.

Зеев хотел было отойти в тень, но отец уже заметил его.

— Почему ты не спишь? — спросил он.

— Не смог уснуть.

— Как правило, после этого обычно засыпают, но иногда, от большой любви и волнения, это как раз возбуждает, — сказал отец. Он бросил на сына взгляд, приглашающий к обмену мужскими улыбками, но сразу понял, что это не к месту.

— Все было в порядке? — тревожно спросил он.

— Ничего не было.

— Как это не было?

— Не было.

— Не было чего? Вы не были вместе?

— Почти были. Но вдруг нет.

— Что случилось?

Молчание.

— Она тебя оттолкнула? Испугалась? Закрылась?

— Это я. Вдруг расхотел.

— Что значит «расхотел»? Ты молодой парень. В твоем возрасте это не ты хочешь или не хочешь, это твое тело хочет. В твоем возрасте оно всегда хочет.

— Вначале мое тело хотело, а потом вдруг расхотело.

Отец пососал трубку и помолчал. Потом сказал:

— Такое иногда случается с каждым.

И через какое-то время, очень долгое для сына и короткое для него, глотнул из своей бутылки и стал допытываться:

— Она сказала тебе что-то? Она сделала что-то необычное?

— Нет, не сказала и не сделала. Лежала и ждала.

— Вернись к ней, — сказал отец. — Ты слышишь? Сейчас же вернись в кровать. Если ты не сделаешь это сегодня, будет очень плохо.

Он отделил мундштук от трубки и подул в него, чтобы выдуть табачные соки, которые жгли ему язык.

— Этой ночью ничего уже не получится, отец. Сделаем это завтра. Завтра ночью…

— Иди к ней сейчас. Ложись в постель и лежи возле нее.

— Я уже лежал рядом с ней.

— Трогай ее так, как ты мечтал ее трогать.

Зеев не ответил.

— Подумай о какой-нибудь другой женщине и о том, что она тебе делала.

— Что ты говоришь, отец! Это моя жена. Я люблю ее.

— При чем тут любовь?! Любовь это роскошь. Только часть жизни мужчины и женщины. Ты должен сейчас думать обо всей вашей жизни. Если ты не сделаешь это нынешней ночью, она подумает, что ты не мужчина. Потом она посоветуется со своей матерью, и со своими сестрами, и со своими подругами, и они расскажут своим матерям, и сестрам, и подругам. Нельзя допустить, чтобы о нас рассказывали такое в деревне!

— Она уже спит, отец. Завтра все будет в порядке. Может, я выпил немного лишнего, я не привык так пить, как ты.

Отец вздохнул.

— Пойду проверить, есть ли вода у коров, — сказал Зеев.

— Я уже проверил, — сказал отец.

— Для большей надежности, — сказал Зеев и пошел проверить, а когда вернулся, на стуле уже сидел не его отец, а какой-то другой мужчина, который заступил в свой черед на охрану деревни. Увидев Зеева, он блудливо ему подмигнул.

Зеев вернулся к Рут, опасаясь, что она все еще не спит, и страшась, что уже уснула, лег возле нее, слушал ее дыхание, ждал, что она коснется его, и надеялся, что не коснется, и, наконец, уснул и до утра спал без всяких снов.

Утром они проснулись. Сначала молча лежали рядом, потом встали и оделись, и в их движениях были натянутость и неловкость. Зеев присоединился к отцу и братьям в винограднике, а Рут, к его большой тревоге, присоединилась к женщинам, работавшим во дворе и на кухне.

На следующую ночь всплыло воспоминание о первой ночи, на третью всплыли воспоминания о двух предыдущих, а на четвертую, когда Рут не надела сорочку в полной темноте, а зажгла свечу, и легла в постель в чем мать родила, и гладила его — сначала одной рукой, потом двумя, а потом языком, он испугался: откуда у нее такая опытность? Неужто она была с другим мужчиной до него? А может быть, она рассказала матери о его неудаче и получила совет от одной из женщин в своей семье, и теперь ее рассказ передается из уст в уста и от улыбки к шепоту? Отец был прав. Вся деревня будет знать — и эта мысль была такой уверенной и страшной, что его плоть снова сжалась, и сморщилась, и увяла.

Прошло несколько дней, и Зеев сказал отцу, что хочет взять жену и вернуться в свой новый дом в новом поселке. Отец попросил его остаться еще на два дня, чтобы съездить вместе в Тверию и помочь в каком-то деле.

В Тверию они поехали верхом и по дороге немного говорили — в основном о лошадях, и о земле, и о разных способах подрезки деревьев и прививки побегов, а также об отношении англичан к еврейскому поселенчеству в сравнении с их отношением к арабам [103] События происходят во времена британского управления Палестиной согласно мандату Лиги Наций (1920–1947 гг.). . По дороге они остановились в бедуинском шатре, угощались там кофе, и отец разговаривал с несколькими мужчинами из своих знакомых. Зеев сидел сбоку и слушал. Он гордился своим отцом, который говорил на хорошем арабском и умел вести себя согласно всем местным обычаям. Потом они попрощались с хозяевами, поскакали дальше на северо-восток и поднялись к гребню хребта.

Ленивое и белесое, расстилалось перед ними озеро Кинерет, и Тверия виднелась на его берегу. Большинство ее домов было построено тогда из черного базальта, и лишь немногие из них взбирались вверх по склону, поднимавшемуся к западу от города. Они спустились вниз и недалеко от берега свернули к северу, в сторону участка, где стояли несколько больших домов. В одном из них жил богатый араб, давний приятель отца. Они сидели в его саду, старшие ели, и пили, и разговаривали, а Зеев ел мало, пил мало и не говорил вообще. Потом пришли еще какие-то люди, был подписан какой-то договор, купюры перейти из рук в руки, и тогда отец шепнул что-то хозяину, и тот шепнул ему что-то в ответ и сделал знак толстыми пальцами.

Маленький мальчик отделился от тени дерева и помчался с такой скоростью, что за его пятками взлетали маленькие вихри пыли. Через несколько минут он вернулся, довольный и гордый, восседая на козлах двуконной коляски, рядом с возницей. Зеев и отец оставили своих лошадей в саду хозяина и сели в коляску, которая доставила их в грязный прибрежный переулок, к югу от рыбачьего причала.

Возле одного из домов с розовыми занавесками в окнах и двумя большими деревьями перед входом возница остановил коляску, спустился и открыл им дверь. Зеев никогда не был в этом месте, но сразу понял, куда его привезли и что это собой представляет. Отец велел Зееву подождать минуту в коляске, а сам поднялся к хозяйке дома и со всей серьезностью объяснил ей, что его сын несколько дней назад женился и у него есть некоторые проблемы.

— Сколько дней? — спросила хозяйка заведения.

— В точности неделя, — ответил отец.

— Надо было прийти сразу же наутро, — сказала хозяйка заведения, толстая еврейка, говорившая по-английски и по-арабски, а также на французском, немецком, ладино, иврите, идише и языке немых. — Но не беспокойтесь. У меня есть девушка точно для него.