Эм Вельк - Рассказы (сборник)

Последовал встречный удар, это ответил молодой парень: «Ну так выходи!»

Никто не усмехнулся, только коренастый человек лет тридцати пяти раздавил одну из голов с шевелящимся языком; он сказал: «Я печатал листовки! Идиоты — они сцапали меня и воображают, что это прекратится!»

Омерзительное животное притаилось под скамейками, и некоторое время люди сидели в машине одни.

Как медленно тянутся минуты, когда они наполнены мучительным ожиданием неведомого ужаса! Но вот воспоминания догнали и подчинили себе пугливо забегающее вперед воображение; и тогда тридцать минут стали исчисляться мгновениями. Моя страна, вдали сияющая, пришла ко мне на помощь в тюремную машину; она превратила омерзительных змей животного инстинкта в пестрых ящериц и грациозных веретениц Орплида, в беспрестанную игру детского воображения, воспринимающего единство всего живого.

Но распахнулась дверца, и надтреснутый голос проорал три фамилии; человек, печатавший листовки, молодой парень и мужчина с окладистой бородой оставались здесь.

Гадина бесстыдно высунула из-под скамьи оставшиеся шесть голов. В них уже не дрожали ядовитые языки — лишь примитивное чувство облегчения и радости тлело в поблескивающих глазах. Но стало понятно, что в нашей машине едет еще одно существо, повторенное шестикратно. И имя ему —~ обнаженный человек.

— А мы с вами — в Ораниенбург! — сказал толстый полицейский и захлопнул дверцу.

В той части Орплида, где болотистый ольховник постепенно переходит в холмистый, высокоствольный лес, который на севере подбирается к озеру Уйкер, а на юге примыкает к Шорфхайдской степи, как-то утром в конце лета я встретил юную незнакомку. Собственно, я не встретил ее, а издали увидал светлое платье, белевшее меж стволами. И мне послышался высокий детский голос, который словами, пеньем и радостными возгласами обращал в звуки солнечные зайчики, тихонько подрагивавшие на деревьях и пушистой лесной земле. И все эти неясные шумы, слагавшиеся из шорохов, стрекота и жужжанья и улавливаемые лишь привычным к одиночеству ухом, отступили в глубь высокого леса, окружив это странное явление внемлющей тишиной. И Флок, привыкший в бесчисленных походах подчиняться мне, своему старшему другу, замер в нескольких метрах, чуть приподняв переднюю лапу и неотрывно глядя на светлое существо перед нами. Не шевелился даже кончик его левого уха, как это обычно бывало даже тогда, когда он притворялся мертвым. И лишь после того, как незнакомка чуть отдалилась, пес медленно повернул ко мне морду и два удивленных, вопросительных взгляда встретились друг с другом. Я приложил палец к губам и показал на ногу. Когда же я, скрываясь за деревьями, двинулся вслед за девочкой, собака последовала за мной с готовностью, которую обычно выказывала лишь в ожидании чего-то необычного.

Еще ни разу мне не встречались здесь путники, разве что лесник, да и тот редко. На много верст кругом не было ни деревушки. И хуторов поблизости тоже не было. Ибо здесь, на северной границе Орплида, высокий лес не пускал людей, а таинственный овраг правей ручья, обновлявшего священные воды Черного озера, путал своими бесчисленными поворотами и изгибами заставлял их. блуждать. Лишь у человека без цели и времени могло возникнуть желанье подняться оврагом вверх по ручью, карабкаясь по камням, песку, поваленным деревьям в обход топей. А таких людей в тамошней стороне не было. Как же тогда незнакомая девочка очутилась здесь?

Желая отрезать уходящей путь и встретиться с ней так, чтоб она не испугалась и, вскрикнув, не убежала прочь, Флок и я обошли несколько больших холмов, все время боясь упустить ее и быть обнаруженными, пока не оказались на небольшой просеке, которую она по моим расчетам должна была пересечь. Конечно, это было вовсе не обязательно: только горячее желание могло родить эту мысль и придать ей очертанья реальности. И, как часто бывает в жизни, так действительно и произошло.

Только мы расположились под раскидистым можжевельником, как она вышла из лесу. Была она выше и старше, чем я думал. Ей было, пожалуй, лет четырнадцать или пятнадцать. И платье на ней было не белое, а светло-голубое, так что на фоне темного леса она казалась большим цветущим кустом сирени. А когда она пересекла просеку, то из куста сирени превратилась в заросли жимолости великолепного небесно-голубого цвета, какие росли в барском саду. Такой ее делали бесчисленные оборки и складки, из которых состоял тонкий материал платья. Никогда еще я не видел такого одеянья. А кто видел, удивился бы, встретив в пустынном лесу человека в таком наряде, да еще поющего незнакомую мелодию.

Но вот существо повернуло голову, пенье смолкло и из-под золотистых локонов на темный куст глянуло покрасневшее девичье лицо. Потом тонкий голосок зазвучал снова, и вскоре фигурка на другом конце просеки исчезла среди деревьев. Мы продолжали тихо стоять в кустах, и, может, Флоку, так же как и его хозяину, все еще виделось сверкающее светло-голубое пятно.

Тогда мы поспешили за ней. То были уже не зачарованные мечтатели, а азартные охотники, скрадывающие редкую дичь. С того дня я знаю, как можно породниться со зверем. В Орплиде мы выслеживали всякую живность. И, пожалуй, чем диковинней и необычней она была, тем больше Флок старался сдержать свое нетерпенье. В нем то и дело пробуждалось желание стать самостоятельным, и все же он не давал себе воли. Вот и на этот раз он рвался вперед. Но стоило ему увидеть далеко между деревьями голубое пятно, как он останавливался и, подождав меня, бежал дальше. Без него мне не удалось бы отыскать след, потому что дорога шла холмами, оврагом, вокруг пруда, через небольшой луг, по березовой рощице и снова вверх по ручью, который бежал теперь почти прямиком меж старых ив и зарослей ольхи.

Кто эта незнакомая девочка, которая так хорошо знала здешние места? Знала их лучше меня, которому боязнь мешала до конца пройти этот овраг с привиденьями. Куда направлялась девочка, с кем она говорила и кого звала?

Мы шли и шли часа два, и я было испугался, что мы не найдем дороги домой. Может, она лесная волшебница, посланная искушать меня, одна из дриад, днем стерегущих Орплид и не осмеливающихся войти в него, потому что на их пути вставал Божий остров? Тут я засмеялся. Ведь я уже не ребенок, а четырнадцатилетний подросток, приехавший из города домой, чтобы заполнить школьные каникулы не мечтами, как раньше, а настоящими краеведческими изысканиями. Поскольку Флок не возвращался, я вынужден был последовать за ним.

Далеко мне идти не пришлось. Моему взору открылась довольно длинная долина, на дне которой у пруда притулился хутор. Наверное, мельница! И как это я раньше не знал, что здесь есть мельница! С трех сторон ее окружали поля и луга. Там, где кончался пруд, очевидно, было продолженье оврага. Высокие темные ели окаймляли выступ. Должно быть, мельница располагалась вдали от деревень, потому что окрестные холмы поросли высоким лесом.