Эм Вельк - Рассказы (сборник)

Мартин Грамбауэр исчез. Не найдя сына дома, отец отправился в церковь и натолкнулся там на кантора Каннегисера. Им не нужно было объясняться друг с другом. Только спрашивали себя: как Мартину удалось это сделать? Они вместе еще раз поднялись на площадку для колокола. И нашли его все же там. Он мирно спал, прикорнув в углу. Прошло порядочно времени, пока они разбудили Мартина. Он не мог произнести ни слова, и немалых трудов стоило спустить его вниз по крутым ступеням и доставить домой.

— Он совершенно без сил, духовных и физических, — промолвил кантор Каннегисер. Готлиб Грамбауэр перевел это следующим образом: «Уж вы не трубите об этом. Мальчишка пьян вдребезги! Помалкивайте!»

Они дали друг другу слово никому ничего не рассказывать: пусть крестьяне и впредь продолжают верить в чудо.

Однако на следующий день, незадолго до проповеди к Грамбауэрам зашел пастор Брайтхаупт. Его дочь Ульрика сказала ему, что звонил в колокол не кто иной, как Мартин, она поняла это по звучанию (девушка с недавних пор брала уроки игры на фортепьяно).

— Посмотри-ка на меня, — пророкотал пастор. Теперь уж не помогли никакие отговорки.

— И почему ты осквернил колокол? — Тут пастор увидел расширенные от ужаса глаза мальчика.

— Осквернил? Я ведь хотел возвестить наступление Нового года во славу господа нашего, сотворившего небо и землю. Меня прямо-таки потянуло на колокольню. — Он разразился рыданиями.

Пастор огляделся.

— А откуда у тебя ключ от колокольни?

— Я ведь знал, где он висит.

— Но как же ты совершенно один справился с колоколом?

— Я ощутил тогда в себе огромную силу, как Антей, как Геракл, как они оба вместе. — Мартин знал, что старого учителя можно задобрить с помощью древнегреческой мифологии.

— Это невозможно, — возразил, однако, пастор, — Антея и Геракла нельзя называть вместе. Разве ты не знаешь, что они были врагами, что Геракл задушил Антея, оторвав его от земли? — Пастор Брайтхаупт вновь овладел собой. — Было бы, пожалуй, уместней, если бы ты поискал примеры в христианской религии.

Поскольку пастор тоже, по-видимому, не нашел в христианской религии подходящего примера, он прибег для объяснения случившегося к другому объяснению, когда час спустя раскрыл прихожанам в новогодней проповеди тайну благостного ночного звона большого колокола.

— Мальчик, сын деревни, услышал божественное веление приветствовать Новый год во славу господню! И хотя он действовал самовольно, даже нарушил установленный порядок, его благочестивый образ мыслей служит полным оправданием необычного поступка. Этот поступок был, к сожалению, до известной степени осквернен беспутным пьянством взрослых жителей этой деревни (да и по всей округе они не лучше), не по-христиански приверженных к земным радостям. Силу, которая повлекла юношу ночью на колокольню, помогла ему в одиночку раскачать большой колокол и извлечь из него такие удивительно прекрасные звуки, я хотел бы назвать spiritus sanctus — святым духом веры. Эта сила содействовала также тому, что очень много грешных жителей этой деревни нашли сегодня дорогу в дом господень.

Церковь в самом деле была переполнена, поскольку разнесся слух, что пастор Брайтхаупт объяснит чудо колокольного звона в ночи.

Мартин Грамбауэр снова на протяжении четырех недель стал героем Куммерова. Пастор Брайтхаупт напечатал в окружной газете, приписав это, так сказать, своему педагогическому таланту, что пятнадцатилетний юноша только благодаря вдохновенной силе веры сумел в одиночку раскачать самый большой в округе церковный колокол.

Пока все же не обнаружилась правда. А именно, что это, как выразился кантор Каннегисер, был вовсе не spiritus sanctus, а совсем не святой, вульгарный спирт. Пастор, кантор, папаша Грамбауэр и сельский староста вели между собой бурный спор, в котором так и сыпались такие выражения, как поношение, осквернение, поступок есть поступок, добрая воля — это добрая воля. Пока Готлиб Грамбауэр не сказал пастору, грозившему сообщить обо всем в городскую школу, где учился Мартин:

— Господин пастор, вы сильный мужчина, можете ли вы один раскачать во славу господа нашего большой куммеровский колокол? Ну, вот видите! А парнишка смог это сделать. И откуда у него взялись силы, от вашего spiritus sanctus или же от картофельного самогону трактирщика Шмидта, — безразлично. Важно, что парень по собственному побуждению звонил в колокол во славу господню! В церковь благодаря этому пришло много народу, и у вас получилась замечательная новогодняя проповедь. Повлияло это или не повлияло? Ответьте мне, пожалуйста!

Вместе с четырехнедельной славой благочестия Мартина Грамбауэра рухнула также и его слава искусного звонаря. Настолько, что он даже не приехал домой на пасху — так ему было стыдно. Куммеровские крестьяне, правда, еще некоторое время хвастались поступком Мартина и его силой, но только потому, что это оправдывало их мнение о благотворном воздействии хорошего пунша.

На троицын день Мартин Грамбауэр, однако, приехал. Маленький и жалкий. В городе и в школе тоже обо всем стало известно, и за опьянением славой последовало тяжелое похмелье. Кантор Каннегисер пригласил Мартина к себе. Он, как всегда, благожелательно улыбался своему бывшему любимому ученику, слушая с трудом дающийся тому рассказ, и сказал:

— Ты говоришь, тебя позвали в ту ночь колокола славы? Мой дорогой мальчик, для того чтобы извлечь мораль из твоего рассказа, как полагается в немецкой литературе, я хотел бы к нему кое-что присовокупить. Видишь ли, колокола славы, даже в более серьезных случаях, не сохраняют своей ценности надолго, прежде всего они не имеют всеобщего звучания. Что кажется кому-то колоколами славы, воспринимается его коллегами большей частью как набатный звон. Завистливые люди яростно нападают на прославившегося и бывают снова счастливы лишь тогда, когда из их набатного колокола и его колокола славы возникнет похоронный звон. И поскольку так ведется в жизни, покуда человек остается несовершенным, представляя собой смесь духовного и материального начала, я говорю тебе, для необычного поступка безразлично, откуда у человека взялись силы, чтобы совершить его: вызван ли его творческий порыв воодушевлением или хорошим глотком вина. Эта история должна научить тебя только одному: не будь тщеславным! Тебе захотелось тогда звонить в колокол, только чтобы похвастаться. Поэтому ты потерпел крушение. Не обычные поступки, а именно те, которые человек совершает во имя высокой цели, потому что должен их совершить, такие поступки поют ему славу сами. И наиболее громко, неподдельно и долго они звучат тогда, когда человек их даже не слышит, потому что не хочет слышать. Вот так-то. И приходи-ка сегодня вечером, я приготовлю хорошую жженку! От нее не бывает никакого похмелья. К тому же мы снова почитаем немного стихи Гердера. — Он подмигнул Мартину. — Может быть, стихотворение о славе, где говорится: