Арнольд Цвейг - Радуга

Тема человека, порабощенного и униженного всей системой отношений буржуазного общества, выступает в рассказах А. Цвейга в различных аспектах и преломлениях. С судьбой Рози Мюллер мы уже познакомились. А вот перед нами другой персонаж — из новеллы «Синематограф», жалкий и неказистый Бенно Брем, продавец из писчебумажной лавки. Его честь и самолюбие постоянно страдают под гнетом бедности, недостойных человека условий существования и презрения окружающих. Страстное увлечение Брема безвкусными душераздирающими фильмами из «великосветской жизни» оказывает на него двойственное действие. Жестокое несоответствие этого манящего и недосягаемого мира красоты, богатства и небывалых «роковых» страстей той серой повседневности, в плену которой он обречен прозябать, вызывает в нем горькое чувство своей социальной неполноценности, отвращение к себе и своим близким, но в то же время он упивается этой зовущей, лукаво обещающей ложью, находя в ней отвлечение от унизительного убожества нищенского быта и некую иллюзорную компенсацию за те лишения, которые он терпит в реальной жизни.

«Маленький человек», прямой потомок гоголевского Акакия Акакиевича Башмачкина или диккенсовской мисс Флайт, — характерный герой многих рассказов А. Цвейга. Это забитый и политически отсталый человек, утративший жизненную энергию и нравственное достоинство, сломленный материальным и моральным гнетом. И если в редкие минуты своей жизни, в состоянии опьянения или внезапно охваченный болезненной манией величия, он, подобно берлинскому вагоновожатому, герою новеллы «Счастье Отто Темке», вдруг отваживается на бунт, то бунт его принимает истерически-жалкий и бесплодный характер.

Казалось бы, что общего с Бенно Бремом или Отто Темке может иметь герой рассказа «Покорность», сын состоятельного владельца фирмы, Гартмут Шнабель? Он стоит на более высокой ступени социальной лестницы, не испытывает материальных тягот. Но и он является рабом, рабом чистогана, правящего в буржуазном мире. Эта деспотическая сила, воплощенная для Гартмута в образе его отца, черствого, властного коммерсанта, угнетает его свободу — одно из высших благ молодости. «Он обязан нравиться, обязан унижаться, чтобы делать деньги, и должен улыбками и любезностями расположить к себе людей, которые ему противны, омерзительны и которых он глубоко презирает». И несмотря на всяческие самоутешения в ницшеанском духе («уметь подчиняться — значит уметь быть господином»), Гартмут чувствует себя морально подавленным своим зависимым положением, необходимостью бессмысленного и неразумного подчинения, — вообще всей системой насилия над человеческой волей, системой отказа от свободы и наслаждений жизни во имя безрадостного служения златому тельцу.

Создав целую галерею героев, в которых унижен и оскорблен человек, А. Цвейг всегда различал за фигурами этих людей ту жестокую силу, которая истязает их тела и растлевает души. В новеллах, где на передний план выступают не жертвы, а палачи, присущее писателю искусство критического реализма достигает особенной глубины.

С какой зоркостью и психологической проницательностью, удесятеренными ненавистью, изображен в рассказе «Не унижать!» гнусный спекулянт и нувориш, сумевший выловить золотую рыбку в мутной воде послевоенной инфляции! Злобный трус, мстительное ничтожество, человек, соединяющий в себе одновременно раба и деспота, он подобен, употребляя обиходное немецкое выражение, «велосипедисту»: подобострастно сгибая спину перед высшими, он безжалостно попирает ногами низших. Он знает, что в руках его — магическая сила, которая восполняет любой его недостаток — физическое уродство, умственное убожество, трусость, пошлость, мелкую пакостность его натуры; эта сила — деньги.

Не будь он духовно столь примитивен, он мог бы сказать о себе словами, которыми Маркс характеризует всевластие денег в буржуазном обществе: «Я уродлив, но я могу купить себе красивейшую женщину. Значит, я не уродлив, ибо действие уродства , его отпугивающая сила, сводится на нет деньгами… Я плохой, нечестный, бессовестный, скудоумный человек, но деньги в почете, а значит в почете и их владелец… Я скудоумен, но деньги — это реальный ум всех вещей, — как же может быть скудоумен их владелец? К тому же он может купить себе людей блестящего ума, а тот, кто имеет власть над людьми блестящего ума, разве не умнее их?.. Итак, разве мои деньги не превращают всякую мою немощь в ее прямую противоположность?» [1] «К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве», т. I, М., изд-во «Искусство», 1957, стр. 168. . И в самом деле, разве не приносят деньги герою новеллы А. Цвейга обладание (правда, временное) любимой женщиной? Разве не дают они ему возможность безнаказанно глумиться и упиваться своей властью над человеком, несравненно более талантливым и достойным, чем он? И, наконец, разве не является этот мастерски выписанный образ объективно живым воплощением истинности слов Маркса о божестве буржуазного общества — деньгах как силе, извращающей все природные и человеческие качества?!

Эта мысль об антигуманистической природе буржуазных нравственных понятий находит свое дальнейшее развитие в превосходном рассказе «Пятно в глазу». Счастливо найденный условный сюжет дает возможность писателю показать непрочность и относительность патентованных представлений о добре и зле, правде и лжи, справедливости и произволе, красоте и уродстве… Удивительное превращение, происшедшее в силу довольно необычных обстоятельств с заурядным виноторговцем Ингбертом Маукнером, неизбежно подводит читателя к мысли, что все нормальное с человеческой точки зрения, с позиций трезвого разума и естественных, не извращенных денежным фетишем чувств, абсурдно в глазах буржуа, и, наоборот, весь моральный кодекс буржуазии противоречит человеческому нравственному чутью и здравому смыслу, что, иначе говоря, буржуазная мера вещей античеловечна, а человеческая — антибуржуазна.

Эта отчетливая мысль лежит в самой основе гуманизма А. Цвейга, и поэтому его гуманизм носит резко выраженный антибуржуазный характер. Несмотря на то, что во многих новеллах — мы в этом уже убедились — писатель изображает разрушительное действие капиталистического уклада жизни на человеческую личность, на ее духовный кругозор и моральный облик, он все же не утрачивает веры в человека. Но носителей светлых и высоких черт человеческой натуры он находит не среди господ с чековыми книжками, а лишь в мире людей труда. И хотя им бывает особенно трудно сохранить свою честь и достоинство, хотя их мораль подвергается особенно тяжким испытаниям («Горе беднякам!.. Нужно обладать материальной базой, как говорят экономисты, чтобы позволить себе роскошь наслаждаться чистым сиянием человеческой порядочности»), но истинное нравственное величие, благородство, бескорыстие, самоотверженность, чувство долга обнаруживают именно они — юный, безвременно умирающий шахтер из рассказа «Незаметный герой», Гроль и его маленький сын из рассказа «Конг на пляже», пролетарий умственного труда Пабло Сервато из рассказа «Монета» и др.