Владимир Матлин - Красная камелия в снегу

— Ты что — не узнаешь, что ли?

Я посмотрел внимательней и… Господи! Господи Боже мой! Это же она!.. Сквозь морщины, помятость и красноту я разглядел черты и краски, которыми только что любовался на портрете.

— Конечно узнаю, — промямлил я. Кинозвезда кивнула и почти улыбнулась. Я почувствовал ответственность момента и, мобилизовав все известные мне английские слова, составил такую фразу:

— В России все вас знают… и считают… самой красивой красавицей в мире.

Я видел, что Бен пришел в восторг от моего красноречия. Звезда же, бросив взгляд на свой портрет, произнесла:

— Это на портретах красивая, а наверное, так посмотришь — nightmare…

Я не знал этого слова — nightmare, и смысла фразы не понял, но с дурацкой улыбкой, балдея от близости всемирной знаменитости, поддакнул:

— Да, конечно. Nightmare.

И увидел, как широкое монгольское лицо Бена превратилось в узкое, семитское.

— Что ты несешь?! — простонал он по-русски.

Но тут кинозвезда неожиданно расхохоталась, поняв, видимо, что произошло. Смех у нее был веселый, заразительный, и мы с Беном тоже рассмеялись. Один только акулоподобный детина Дик хранил невозмутимость. Он выглянул наружу, убедился, что лимузин подан, что никого поблизости нет, и только тогда жестом пригласил кинозвезду в машину.

Дома я посмотрел словарь и узнал, что nightmare означает по-русски «кошмар». Мы с Людмилой немало веселились по поводу всего этого события. И каково же было мое удивление, когда через день мне позвонил Бен и сообщил, что меня разыскивает кинозвезда. Не сама, конечно, а ее секретарша. Она хотела мне позвонить, но решила, что лучше, если мне все объяснит Бен по-русски — так вернее. А дело вот в чем. Кинозвезда готовится к новой роли, она будет играть русскую еврейку в фильме «Побег в небо». Это такой героический фильм о попытке группы советских евреев убежать в Израиль. Некоторые из них погибают, другие попадают в тюрьму, а героиня, в конце концов, оказывается на Западе. Диалоги в фильме идут, разумеется, по-английски, но актрисе хотелось бы передать… ну, если не акцент, то интонацию или, лучше сказать, привкус русской речи. В общем, она просит меня приехать в такой-то день, в такое-то время к ней в офис и почитать ей диалоги из сценария. Работа эта, сказал Бен отчетливо, будет оплачиваться из расчета сто долларов в час.

Мы с Людкой чуть не обалдели. Голливуд! Съемки фильма! Знаменитая кинозвезда! Сто долларов за каждый час! Представляете, написать такое домой? Они там быстро перемножат сто на восемь часов в день и на сорокачасовую рабочую неделю, и на четыре недели в месяц… Ой, что это получается! Очередь у ОВИРа вырастет в несколько раз…

В назначенный день и час я был в офисе по указанному адресу. Надо признаться, я долго перед этим раздумывал, как мне следует одеться: надевать костюм или нет?

— Ты смеешься — в такую жару!.. — сказала Людмила. Я высказал ей свои сомнения: охранник Дик при ней был в костюме…

— Ну, и что? — возразила Людмила. — Он под пиджаком пушку прячет, а тебе что прятать? — Она метнула на меня подозрительный взгляд. — Что-то ты очень уж разволновался. Костюм, не костюм, рубашку такую, этакую… Тоже мне…

Впрочем, когда я уже уходил, она вдогонку бросила:

— Давай-давай! Я знаю, что делать с этими деньгами.

И вот я сижу в офисе кинозвезды (или ее агента, или продюсера, точно не знаю). Время от времени появляется ее секретарша и спрашивает, не хочу ли я чего-нибудь выпить. Сначала я отказываюсь вообще, потом прошу кока-колу, потом кофе, потом, осмелев, белого вина.

Кинозвезда появляется примерно через час и, поздоровавшись, садится на диван, высоко закинув ногу на ногу. Она в хорошем настроении и ничуть не походит на ту немолодую заплаканную женщину, только что слезшую с зубоврачебного кресла… Ее василькового цвета глаза смотрят приветливо, она широко улыбается, демонстрируя профессиональное мастерство несравненного Бена.

— Не будем терять времени, — говорит она. — Где сценарий?

Дверь в тот же момент открывается, и появляется секретарша с брошюрой в руках.

— Спасибо, — говорит кинозвезда. — А экземпляр для мистера… Можно я буду называть вас просто Геннадий?

— Конечно. Геннадий — и все.

— Впрочем, мы обойдемся одним экземпляром. Садитесь сюда!

Она хлопает ладонью рядом с собой, и я перемещаюсь на диван. От нее исходит аромат то ли духов, то ли кремов, то ли белья… Она раскрывает на коленях сценарий, листает его и, ткнув пальцем, говорит:

— Вот эта сцена, где они ссорятся. Отсюда, пожалуйста.

Я придвигаюсь к ней еще ближе, от чего мое бедро почти касается ее бедра, и начинаю читать деревянным голосом:

— Хи… толд ми… тзэт… хи воз гоуинг…

Язык плохо ворочается, и английские слова, и без того не слишком привычные, совсем выходят из повиновения. Она слушает меня, запрокинув голову и глядя в потолок, повторяя за мной время от времени шепотом отдельные фразы. Краем глаза я вижу ее гладкую шею и пушистый завиток вокруг уха.

— Гет… лост… ю… сан… оф а бич…

Переворачивая страницу, я на мгновение касаюсь локтем ее груди — той самой груди, о которой грезит половина населения нашей планеты… Разряд страшной силы пробивает меня до самых подошв, я начинаю дышать прерывисто, паузы между словами становятся длиннее. Внутри я ощущаю какой-то дребезжащий звон, как от натянутой струны.

Голова слегка кружится — от белого вина, должно быть. Она меняет положение ног, ставит колени рядом, от чего чулки, задев друг друга, издают свистящий звук, который впивается в меня, как стрела. Я беспрерывно ерзаю на месте, с сожалением вспоминая, что не надел пиджак, под которым Дик прячет свою пушку…

— Гоу… фак… юрселф… — читаю я по складам, не понимая смысла.

— Подождите, — останавливает она меня. — Я вот что подумала: вы женаты?

Вопрос настолько неожидан, что я не могу его понять, вернее, не могу поверить, что я понял правильно. Она повторяет:

— Вы женаты? У вас есть жена?

— Да, — говорю я в полном недоумении. — Людмила… имя… моей жены.

— Это хорошо! — Она поднимается с дивана, кладет сценарий на журнальный столик и делает несколько шагов по комнате.

— Видите ли, на всех языках мужчины и женщины говорят немного по-разному. С разной интонацией. Я подумала, мне бы лучше послушать женский голос. Не согласится ли ваша жена позаниматься со мной? На тех же условиях.

Я чувствовал себя так, как будто меня окунули в ледяную воду и сбросили на ходу с поезда.

— Думаю, согласится. Почему бы нет?

— Вот и чудесно! Спросите у Джейн, когда там у меня есть свободная минутка в ближайшие дни. А сейчас я побежала. До встречи! — Она потрепала меня ладонью по плечу и выпорхнула из комнаты. На пороге сразу же возникла Джейн, секретарша.