Владимир Колин - Красная лягушка

ВЛАДИМИР КОЛИН

КРАСНАЯ ЛЯГУШКА

Перевод с румынского ЕЛЕНЫ ЛОГИНОВСКОЙ

Когда я вспоминаю то лето и удивляюсь, как я мог не заметить странных событий, ежедневно происходивших прямо у меня под носом, я нахожу этому одно единственное объяснение: что исключительному просто не было места в координатах моего существования. Я прирожденный статистик, человек всепобеждающей действительности. Воспитанный в духе уважения к этой действительности, я ищу в ней рациональное объяснение всех явлений, с которыми сталкиваюсь, и это кажется мне естественным и логичным.

Но именно поэтому непредвиденное и захватило меня врасплох. Как только оно проникло в мой мир, я поспешил объяснить его, воздвигнув цепь рассуждений, действительных для всего, что составляло до тех пор круг моей повседневной жизни. Единственным недостатком этих рассуждений было их коренное несоответствие исключительному характеру явления. Ибо исключительное ускользает от логики повседневной мудрости, так же как опасность не отступает перед уловками страуса, прячущего голову в песок. Но приходит момент, когда слепота становится уже невозможной. Так, в то лето я отказался от самоуспокоения с помощью различных уловок, которые до тех пор казались мне вполне логичными, в тот день, когда листья ореха покраснели в июле, а его мелкие едва народившиеся плоды начали испускать пурпурное сияние. Но теперь я знаю, что все началось на месяц раньше - в тот день, когда Иоана играла в саду одна.

В то утро, на рассвете, я ушел рыбачить в укромный уголок, который приглядел себе на Дунае, где, сидя на стволе упавшей ивы, мог забрасывать удочку подальше, и, насколько мне помнится, не заметил, уходя, ничего особенного. После годового сидения в кабинете, заваленном палками и диаграммами, я всей душой отдался очарованию летних каникул. По реке сонно ползла баржа, над которой, высоко в прозрачном небе, кружил ястреб, солнце палило землю, и она источала сладковатые ароматы лета, а я, глядя на свое изломанное отражение в тихой воде, равнодушно следил за ленивым покачиванием поплавка. Ничто не предсказывало мне, что впереди у меня уже немного таких мирных дней.

Когда солнце поднялось довольно высоко, я свернул свою удочку и, так как не стремился к непосильному улову, с легким сердцем направился домой, раскачивая в сачке несколько крошечных серебристых существ, которых решил пожертвовать хозяйской кошке. Солнце жгло немилосердно, и я с нетерпением ждал того момента, когда растянусь на кровати в прохладе снятой мною в деревне комнатушки. Я медленно прошел вдоль плетней, тянувшихся по всему берегу, радуясь усталости, которая, как вязкая жидкость, разлилась по всему моему телу, и открыл калитку сада, выходившего к Дунаю, как и все сады Солзосу - деревеньки, которая кажется пропущенной через прокатный стан, такой узкой лентой тянутся между Дунаем и шоссе ее немногочисленные домишки.

В саду меня встретила плачущая Иоана. Моя дочь не знала ласк матери, умершей при родах, и, словно несчастье, обрушившееся тогда на нас, отметило ее на всю жизнь, с самых ранних лет проявляла необычайную зрелость. Это смуглая девочка с удлиненным лицом, окаймленным черными косами. Всегда молчаливая, она смотрит на мир задумчиво, словно взвешивая людей и события, но иногда вдруг предается приступам необычайного веселья, которые меня пугают. Она начинает прыгать, как мяч, и смеяться, напервый взгляд, без всякой причины. Доктора объяснили мне, что это своего рода "компенсация". Вообще же, обычно строгая, она движется мало, хотя, чуткая и отзывчивая, всегда готова откликнуться на просьбу, если понимает ее смысл.

Но против своих убеждений она и пальцем не шевельнет. Такие дети плачут редко. Поэтому меня испугали слезы, с которыми она встретила меня, когда в то утро я вернулся с рыбалки.

- Что случилось? - воскликнул я, бросая ведерко и сачок и кидаясь к ней, чтобы схватить ее на руки.

- Лягушка!-пробормотала она сквозь слезы. - Злая лягушка!

- Какая лягушка?

- Красная! Злая лягушка... Я хотела поиграть с ней ... а она меня уколола ...

И протянула мне правую руку. Ладонь и кожа пальцев были и в самом деле красные, словно обожженные крапивой.

- Где эта лягушка? - спросил я.

- Я бросила ее в яму... В наказание.

Я не стал спрашивать Иоану, в какую яму она ее выбросила, и удовольствовался тем, что, как истинный горожанин, слыхавший о существовании ядовитых лягушек, смазал ее ладонь спиртом и затем мазью. Она жаловалась на чесотку и весь день потирала свою ладонь и нежную кожу пальцев. Вечером, ложась в кровать, она свесила правую руку, явно не перенося мысли, что она может коснуться простыни или наволочки.

Несколько раз мне почудилось, что Иоана говорит во сне, но я не был уверен, что она в самом деле произнесла слова "красная лягушка". Обычно спящая без движений, как неодушевленный предмет, на этот раз она вела себя беспокойно и всю ночь крутилась в кровати.

- Что тебе приснилось? - спросил я ее утром. Но она беспечно пожала плечами: - Забыла!

Ладонь, еще красная, больше ее не беспокоила. Когда я выходил из сада, Иоана, казалось, была в обычном настроении. Поэтому я спросил ее, помнит ли она, что вчера выбросила в яму какой-то предмет.

- Да, - сказала она. - Красную лягушку.

- Куда ты ее выбросила?

Окинув взглядом грядки овощей и цветов, я вспомнил, что на днях наш хозяин и в самом деле выкопал неглубокие ямы, в которые хотел что-то посадить. Теперь ямы были зарыты. Иоана сделала несколько шагов между грядками, повернулась в одну сторону, потом в другую и неуверенно призналась: - Я не помню ...

- А эта лягушка и в самом деле была красная?

- Да,-сказала Иоана. -И безногая!

Я взглянул на нее с удивлением.

- Как это безногая?

- Так. Безногая! И двигалась вот так, вот так...

Сложив ладони, она начала ритмично разнимать и складывать их снова, пытаясь передать движения странного существа.

- Глупости! -сказал я. -Не бывает безногих лягушек. Наверное, ты ее не рассмотрела...

На этот раз Иоана взглянула на меня пристально и снисходительно улыбнулась.

- Нет, рассмотрела, папочка... И даже подержала в руках. Она была красная.

И взглянула на ладонь, хранившую следы прикосновения ядовитой кожи животного. Разумеется, я был заинтригован. Но не мог же я придавать слишком большого значения замечаниям шестилетней девочки, до тех пор наверное видевшей лягушек лишь на картинках!

Однако, спешить мне было некуда и наверное поэтому я еще на минуту продолжил разговор.

- А какая у нее была кожа? - спросил я несколько насмешливо.

Дочь ответила сразу же, не раздумывая: - Гладкая. Как красный мячик.

Окончательно убедившись в своих предположениях, я весело рассмеялся и перевел разговор. Мне не впервые было сталкиваться с силой детского воображения.