Владимир Колин - Красная лягушка

- Это была не лягушка, а палка. Сила палки... Они думают, красные плоды... На земле палка собралась в комочек. Вся сила деревьев была в ней, как в красном кулаке. Кулак мыслей...

- Но зачем? Зачем они ее послали?

- Чтобы знать ... чтобы мы знали ... Красные деревья думают. Чтобы думать вместе ...

- Нет, это было не напрасно! Скажи ему, что это было не напрасно! Мы будем изучать красные деревья и плоды. Мы узнаем! Мы тоже знаем, что все едино, и если нужно, мы сделаем красными несколько деревьев земли ... Чтобы думать вместе. А его мы будем охранять. Пусть он не боится!

- Исследуйте, узнавайте! Он умрет зимой. Листья и плоды у него опадут, и на следующий год снова будут зеленые листья и глупые зеленые плоды. Сила уходит, меняется... У нас не так, как у них.

- Скажи ему так, - снова начал профессор, но Иоана, измученная, свернулась на стуле калачиком.

- Я больше не могу ...

Механическим жестом она повернула к себе ладонь, прижав ее к колену, и мне показалось, что она захлопывает книгу. Светящийся фонтан вдруг исчез. Пурпурная струя еще некоторое время дрожала в небе, уменьшаясь с болезненным трепетом, и только орехи сохраняли свой рубиновый ореол.

Мы с Корней одновременно повернулись к Иоане.

- Я слишком утомил тебя? - спросил он в то время, как я брал ее на руки.

- Я хочу спать, - прошептала Иоана, опуская голову мне на плечо. И прежде, чем я донес ее до кровати, она заснула.

- Не следует чрезмерно утомлять ее, -сказал мне Корня так, словно это я ее утомлял. - Есть у нее перчатки?

-Что?

Я взглянул на него пораженный. Впрочем, все происшедшее было настолько невероятным, что я и сам не понимал, чему я еще удивляюсь. Все же мой ответ прозвучал так, словно он был обращен к сумасшедшему.

- Ведь сейчас лето, - сказал я мягко и осторожно.

- Что ей делать с перчатками?

- В самом деле, - согласился он. - Тогда оберните ей правую руку платком или шарфом, чем угодно... Понимаете, она должна отдохнуть.

На этот раз я его понял.

- Вы думаете, что и во сне одуванчик...?

- Не знаю. Может быть, даже орех, через окно... А сейчас Иоана должна спать.

Я вернулся в комнату, в которой на табуретке светился одуванчик. Вспомнив, что лучи проникают через органическую материю, я обернул руку Иоаны кусочком фольги от плитки шоколада и сверху обвязал бечевкой. Корня все еще не ушел. Мы встретились в сенях.

- Что вы об этом скажете? - ограничился он вопросом, хотя, как я чувствовал, испытывал потребность говорить, чтобы внести порядок в свои собственные мысли. Впрочем, не ожидая моего ответа, он тут же начал: Деревья, которые думают! Мир мыслящих деревьев! Почему бы и нет? В наших растениях заложены крошечные проводники, превращающие свет в электрическую энергию, употребляемую растительными клетками для производства протеинов, необходимых для их развития. Деревья с красными листьями - более развитые. В их структуре содержатся более совершенные лаборатории, типа лабораторий человеческой клетки. Вы знаете, что прилив нервной энергии образуется лишь в результате обмена ионов потасия и соды сквозь мембрану нейронов. Совершенно ясно, что в определенных условиях среди клеток мыслящих деревьев могли развиться и нервные клетки. Может быть, другого типа, чем те, что составляют субстанцию нашей вегетативной нервной системы, но любые клетки, составляющие систему, в состоянии улавливать информацию, приходящую извне, и передавать ее центру, который, на этом основании, может принимать решения. Вы заметили, что только цветы и плоды испускают пурпурный свет?.. Может быть, орех превратился в существо с множеством черепов или в колонию индивидов. Интересно, есть ли в мире мыслящих деревьев времена года? Может ли быть, что сознательная жизнь развивается у них от весны до осени и умирает зимой? Но это исключает хранение воспоминаний... Хотя почему? Дерево ведь остается. Ствол и корни, в которых запечатлеваются знания, совершенствующиеся от поколения к поколению, представляют собой склады коллективной памяти. Но если даже времена года там и существуют, мы не знаем, сколько времени они продолжаются ... Если допустить, что наш орех существо с множеством черепов, представьте себе, как сложны его мыслительные процессы в сравнении с тем, что происходит в нашем черепе. Если же это колония индивидов, какой совершенный строй должен был там возникнуть! Вы скажете, что он не может двигаться?... Но с энергией, которую он умеет сосредоточивать и передавать вовне, он может сделать чудеса! Вы забыли, что мыслящие леса умудрились послать ее на Землю - ведь не будете же вы отрицать, что "красная палка" - это колоссальный сгусток энергии ... Да еще энергии, способной с помощью излучения передавать свои свойства.. Как это глупо, что мы разрыли сад! Но кто мог об этом догадаться? Энергия, вытекшая в землю, перешла в растения, преобразовалась, деградировала, истощилась... Вы думаете о растениях, высаженных в горшки? Ерунда! На сколько, по вашему, хватит их энергии? Нет, дорогой, мы сделали огромную, невероятную глупость... А новую связь можно установить только с помощью Иоаны... которую мы обязаны щадить.. . Ведь эффекты облучения неизвестны. Какой нынче месяц?

Он вдруг резко остановился и хмуро взглянул на меня.

- Я... июль! - пробормотал я.

- Всего два месяца! С чего же мне начать? - крикнул он в отчаянии и, взмахнув руками, бросился прочь, даже не попрощавшись со мной.

Я попробовал собраться с мыслями, но сразу же после ухода Корни передо мной вырос репортер, прибывший для того, чтобы поговорить с профессором.

Ему сказали, что Корню можно найти у меня. Я объяснил ему, что профессор только что ушел, и удивился, что они не встретились. Впрочем, я не стал бы упоминать обо всем этом, если бы, к своему удивлению, не узнал от репортера, что человечек, которого я считал таким незначительным, был знаменитостью в области биологии, автором множества основополагающих трудов и членом не знаю скольких заграничных академий.

Оставшись один, я задержался в сенях, невольно глядя на дерево с рубиновыми орехами. Я был взволнован открытием неизвестного мира, отправившего посла на нашу старую Землю, и с волнением думал о том, что еcли раньше я даже не подозревал о возможности такого фантастического объяснения всех этих явлений, то теперь, напротив, ничто не может показаться мне невозможным. Если бы мне сказали, что леса сдвинулись с места и уходят с Карпат, я бы поверил и этому. Я переступил грань повседневного и там, на огромной территории непредвиденного, рисковал стать жертвой любых измышлений. Ничто больше не казалось мне достоверным, в то время как Корня был взволнован не столько самим фактом, сколько ошибкой, которую он совершил, приказав разрыть сад, и ее последствиями, с которыми, не знаю почему, он связывал и меня, словно он со мной посоветовался. Поразительное открытие мыслящего цветка застало его вооруженным всевозможными объяснениями и гипотезами, в то время как у меня было такое ощущение, что земля ускользает у меня из-под ног...