Наталья Арбузова - Не любо - не слушай

На свете счастья нет, а есть покой и воля, и то не надолго. По церковным каналам договорено, что весной Егор с подопечными перебирается к Троице-Серию. Данила будет учиться, сам он пойдет к богомазам, Лёня и Слава станут работать по усердию. Если уж всё возрождается, должен кто-то всерьез этим заниматься. Пока живут в двух смежных кельях. Мальчик с опекуном - от живых родителей - в дальней, Лёня и Слава в проходной. Снег лежит на терпеливо ждущей равнине.

В Шатуре, когда сухое лето, горит торф, земля проваливается. Отец пришел из тюрьмы в августе семьдесят седьмого, не очень дымило тогда… пять лет отсидел. Анька родилась через год, я через четыре. Там – на лесоповале, здесь на заводе топливных брикетов, с матерью в одном цеху. Выпьют после работы – не поймешь, кто кого ведет. До дому – в поселок Пустоша - всегда добирались. Мы с Анькой сидим ждем: она за мной смотрит, я за ней – чтоб без меня кашу на плите не съела. В детсад не ходили – далёко возить. Анька добрая была, про кашу я наврала – не знаю зачем.

Семнадцатилетний Женя в сердцах сказал семнадцатилетней Ане: «С твоей сестренкой и то лучше получается!» Не только сказал. но и отвел четырнадцатилетнюю Олю, смотревшую на него преданными собачьими глазами, к своим не просыхавшим родителям. Расписываться еще рано. Когда через три года родился Миша, тоже было рановато. Потом уже пора, но Женя попросил: «Роди еще дочку!» Оля как раз дочку и родила – золотые детки. Еще пару лет пожили, на свадьбу почти скопили - Миша стал болеть, полеживать в больнице. Высокое внутричерепное давленье, или какой там термин употребляется. Женя огорчился и уехал – вопрос о свадьбе сам собой отпал. Олина мать как раз пошла на пенсию, в пятьдесят лет, с вредного производства. Оставив ей детей, Оля исчезла. Всплыла с черными крашеными волосами в дачном поселке – кассиршей круглосуточного магазина «Арбуз». Совала запечатанный кусок сыра под считывающее устройство – оно пищало – и устремляла на покупателя исподлобья новый жесткий взгляд: семьдесят шесть рублей девяносто три копейки. Озеро с чайками, высокий сосновый берег, березовая роща (земляника и белые грибы), торфяное болотце, откуда взлетали утки – всё было близко, но словно бы на другой планете. Работать в ночь Оля отказалась – дети! Получив на них пособие, приоделась – теперь это недорого. Сняла комнатку – до тех пор жила у подруги – взяла себе парня на два года помоложе, мойщика машин с частной станции техобслуживанья. Плату за жилье замотала: сын в больнице. Раздолбала замки, разорвала путы, прогуляла две недели, не забрала трудовой книжки – пошла вразнос. Поездила куда-то в сторону от станции – тоже магазинчик. Не удержала требовательного парня, плюнула на всё и вскоре объявилась в Москве, домработницей красавицы Юлианы, жены бизнесмена, занимающегося прокатом цветных металлов. Бродила по большой квартире в элитном доме. Щурилась на свое отраженье в дорогих аляповатых зеркалах. Не поднимала трубку на звонки, цедя сквозь зубы: а пошли вы все…. Заглядывала в бар, облизывалась на незнакомые этикетки, но притрагиваться не смела. Так давно не ездила к детям, что неудобно было и появляться. За окнами, не по-людски открывающимися, стоял беспросветный декабрь. Мокрый снег падал на асфальт, таял – не хотел ложиться.

Приехали в четыре утра, Юлиана с Вадимом и гость, художник Глеб – хозяева любят якшаться с богемой. Сами легли, а Глеб долго колобродил. Сумел нашарить бутылку нетвердой рукой, Оля подавала закуску. На рассвете глядела ему в лицо преданно, по – собачьи. Жизнь обошла по кругу.

Короткие солнечные дни в январе. Возле дома зеленые туи, высокая решетка, кирпичная проходная. Вблизи заросший овражек, откуда прилетают снегири – нарушители пропускного режима. У Оли выходной, она едет позировать Глебу. Позвал таки наконец. Сияет чистый снег, тени от свободно поставленных домов не задевают друг друга. В Пустоше никаких телефонов, и за отпущенные Оле часы всё равно не обернешься туда-сюда. Только до Новослободской и обратно. Туда с тяжким грузом, оттуда на крыльях. В Пустоше пусто, грустно и угольная пыль. Станешь исполнять всё, что должен – как раз на себя руки наложишь. Время такое… бремя такое.

Обнаженная натура у Глеба получилась несколько синюшной, но ведь и холодно было в холостяцкой квартире-мастерской. Мороз крепчал к вечеру, пора возвращаться. Перепихнулись наскоро, и Оля побежала. Хорошо – Юлиана подзадержалась, а то влетело бы по полной программе. Страшный груз полегчал. А что до крыльев – ишь разлетелась. В апартаментах темно, лампа горит у зеркала – колючие Ольгины зенья упорно его буравят.

Кроме любимых Вадимом представителей богемы, Юлиана держит лично при себе просто красивых кавалеров, на всякий пожарный. Не до всех доходит очередь, как и до одалисок в гареме. Из прислуги – Оля постоянная, две приходящих. И случилось невозможное: Юлианин запасной игрок снизошел до Ольги. Похорошела, подобрела, послала матери по почте довольно большие деньги. Март робко проглянул в просвет между тучами.

Я выходная, когда у Алены генеральная уборка. На автобусной остановке меня подбирает Денис. Замерзла? посадил рядом с собой. Это что, машина с золотыми кольцами? нет, солнышко на капоте играет. А ленты, шарики почему? обозналась, просто снежок порхает. Привез – недалёко.Я поехал в магазин, уберись пока. Часа два с небольшим его не было, успела и пропылесосить, и пол запущенный отмыть, и пыль везде вытереть, и сантехнику отчистить. Принес продукты – стряпала. После за стол, глаза в глаза. Перемыла всю его посуду – отнес в спальню на руках. Домой добиралась сама, автобус танцевал на скользкой дороге. Когда прощались, сказал: до следующего твоего выходного. Дождусь – приберусь, отстряпаюсь, будем обедать, словно давно женаты. Размечталась, заспешила, прилетела вся в мыле сменить Алену – не бранит меня моя Алена. Юлиана пришла – я успела разуться и раздеться, хлопочу, как ни в чем не бывало… везет мне в жизни.

В следующий раз убиралась при нем, он видики смотрел. Гляжу – Юлиана открывает его дверь своим ключом. Подрабатываешь, Оля? беги домой, не торчи тут… Алене пора уходить. Врет, только спорить ведь не станешь. Денис ее обнимает, шубку снимает. Я сапог не на ту ногу натягиваю – еле разобралась, и за порог. Позвонила ему назавтра, когда никого у нас дома не было. Поднял трубку – не Юлиана - и положил. Не Москва, а пустоша, и земля под ногами проваливается.

Прокралась ночью в хозяйскую спальню – живут без замков. Кровать не на двоих – на четверых. Юлиана ближе к двери, Вадим у окна. Убить тихо, чтоб не вскрикнула. Войти одетой, с документами в кармане. Двери в тамбур и на площадку пусть открыты будут, лифт вызван. Только как через проходную? подкоп что ли с вечера сделать к оврагу? Постояла, вышла и лежу не сплю. Завтра апрель начинается – с обмана. И моя жизнь так.