Малькольм Лаури - У подножия вулкана. Рассказы. Лесная тропа к роднику

— Ну и ну. Какое разочарование. А я-то думал, это какая-нибудь милая шуточка в мексиканском вкусе. Но все равно тут есть пища для размышлений.

— О капитализме?

Улыбка Ивонны опять стала чуть насмешливой.

— Помнится, я читал в «Панче»… Кстати, ты знаешь, что в Кашмире есть место, которое называется Панч?.. — (Ивонна ответила невнятно и покачала головой.) — Прости, я сам уже позабыл, что хотел сказать.

— Как ты находишь Джеффри? — решилась наконец спросить у него Ивонна. Она всем телом подалась вперед, припала к лошадиной холке и обратила к нему лицо. — Хью, скажи мне правду, как, по-твоему, есть какая-нибудь… ну… какая-нибудь надежда?

Лошади осторожно ступали по непривычной дороге, жеребята ускакали вперед дальше прежнего и оглядывались порой, словно искали одобрения своему бесстрашию. Собака бежала впереди жеребят, но время от времени не забывала вернуться и проверить, все ли в порядке. Она сосредоточенно обнюхивала рельсы, выслеживая змей.

— Ты спрашиваешь, бросит ли он пить?

— Как по-твоему, могу я что-нибудь сделать?

Хью поглядел вниз, на голубенькие полевые цветы, схожие с незабудками, которые ухитрились вырасти меж шпал. У этих малюток жизнь тоже нелегкая: что за чудовищное черное солнце проносится с воем над ними чуть ли не каждую минуту? Минуту? Даже не каждый час, это будет верней. А может статься, и не каждый день: редкие семафоры словно открыты вечно, и лучше, пожалуй, не справляться насчет поездов.

— Ты, конечно, уже слышала про «стрихнин», как он это называет, — сказал Хью. — Любимое снадобье журналистов. Я получаю его по рецептам, которые беру в Куаунауаке у вашего знакомого, одно время он знал вас обоих.

— Это доктор Гусман?

— Да, Гусман. Теперь и я вспомнил фамилию. Я уговаривал его посмотреть Джеффа. Но он не хотел попусту терять время. Сказал, что, сколько ему известно, милейший «папа» в добром здравии, как всегда, только у него не хватает решимости бросить пить. Все ясно как день, и, по-моему, это истинная правда.

Насыпь понизилась, рельсы теперь лежали вровень с кустарником, а потом спустились еще ниже и откосы оказались над ними.

— Все-таки дело не в том, что он пьет, — сказала вдруг Ивонна. — Главное, какова причина?

— Быть может, теперь, когда ты вернулась, он бросит.

— Судя по твоему тону, ты не слишком на это надеешься.

— Ивонна, послушай. Ясно, что нам надо поговорить, выяснить тысячу вещей, но мы не успеем сказать друг другу почти ничего. Не знаю даже, с чего начать. Я блуждаю ощупью, как во мраке. Каких-нибудь пять минут назад я не был даже уверен, что вы развелись. Я просто не знаю… — Он пощелкал языком, торопя лошадь, но сразу осадил ее снова. — Ну а Джефф, — продолжал он, — для меня загадка, я понятия не имею, какую жизнь он здесь вел и много ли пил. Ведь сплошь и рядом нельзя даже понять, пьян он или трезв.

— Ты не мог бы это сказать на месте его жены.

— Постой… я смотрел на Джеффа, как на любого из моих собратьев по перу, когда у них трещит голова с похмелья.

Но потом, в Мехико, я все время твердил себе: «Что толку?» Просто заставить его протрезветь на день-два бессмысленно. Господи, да если б наша цивилизация хоть на два дня могла протрезветь, она скончалась бы на третий от угрызений совести…

— Ты меня весьма обнадежил, — сказала Ивонна. — Большое спасибо.

— И кроме того, когда у человека такая крепкая голова, начинаешь задаваться вопросом, а почему бы ему, собственно, не пить? — Хью наклонился и потрепал лошадь по шее. — Нет, серьезно, разве вы не могли бы уехать вдвоем? Уезжайте из Мексики. Вас тут больше ничто не удерживает, ведь так? Все равно должностью консула Джефф тяготился. — Мгновение Хью разглядывал одного из жеребят, который темным силуэтом вырисовывался над откосом, на фоне неба. — Деньги у вас есть.

— Хью, ты меня прости, но я скажу тебе прямо. Только не думай, что я хотела избежать встречи с тобой. Но я убеждала Джеффри уехать сегодня же утром, до твоего возвращения.

— И ничего не вышло, да?

— Быть может, так или иначе, все оказалось бы тщетным. Мы ведь уже пробовали это средство, пробовали уехать и начать все сначала. Но сегодня утром Джеффри обмолвился, что мог бы работать дальше над своей книгой — хоть убей, я не знаю, пишет он сейчас что-нибудь или нет, с тех пор как мы с ним познакомились, он к этой работе не прикоснулся и хоть бы строчку когда-нибудь мне показал, но он не расстается со своими справочниками… вот я и подумала…

— Да, — сказал Хью. — Только много ли он, положа руку на сердце, смыслит во всей этой алхимии и кабалистике? И много ли они для него значат?

— Это я и хотела у тебя спросить. Сама я в жизни не могла допытаться…

— Господи, почем я знаю… — Помолчав, Хью добавил шутливо и снисходительно, словно добрый дядюшка: — Может, он занимается черной магией!

Ивонна рассеянно улыбнулась и хлестнула лошадь поводьями. Дорога вышла на равнину, и снова по обе стороны от них сбегали вниз откосы. Высоко над головой плыли белые, как бы изваянные из мрамора облака, словно мятежные замыслы Микеланджело. Один жеребенок ускакал в кусты, далеко от дороги. Хью позвал его, искусно подражая ржанию, жеребенок вернулся на насыпь, и они продолжали путь все вместе, быстрой рысью, по бездушному, петляющему полотну железной дороги.

— Хью, — сказала Ивонна, — еще на пароходе мне пришла одна мысль… сама не знаю, как… я всегда мечтала о собственной ферме. Понимаешь, о настоящей ферме, чтобы там были коровы, свиньи, куры… и хлев, весь красный, и силос, а на полях кукуруза и пшеница.

— И ни одной индейки? Право, я сам вполне мог бы возмечтать об этом недели эдак через две, — сказал Хью. — Но откуда возьмется ферма?

— Ну… мы с Джеффри могли бы ее купить.

— Купить?

— Разве это так уж немыслимо?

— Почему же, мыслимо, только где? — Полторы пинты крепкого пива уже веселили Хью, и он рассмеялся, но сделал вид, будто чихнул. — Прости, — сказал он. — Понимаешь, я представил себе на миг, как Джефф, трезвый, в комбинезоне и соломенной шляпе, пропалывает люцерну.

— Зачем же обязательно трезвый. Я не так кровожадна.

Ивонна тоже рассмеялась, но ее темные глаза, которые только что ярко блестели, теперь затуманились и померкли.

— А вдруг Джефф этого не любит? Может, его тошнит от одного вида коровы.

— Ну нет. Мы с ним, бывало, часто говорили, что чудесно было бы завести ферму.

— А разве ты смыслишь что-нибудь в сельском хозяйстве?

— Нет. — Ивонна отринула это предположение решительно, весело наклонилась и погладила лошадь по холке. — Но я думала, мы найдем семью разорившихся фермеров или кого-нибудь еще, кто поселился бы с нами и вел хозяйство.

— Не сказал бы я, что данная историческая эпоха благоприятствует переходу в сословие мелких землевладельцев, но ведь я могу и заблуждаться. А где же будет ваша ферма?