Сэмюель Батлер - Путём всея плоти

В такие чёрные для него дни мистер Понтифик смотрел на вещи мрачно и убеждал себя, что, несмотря на всё добро, которое он делает своим детям, те его не любят. Но кто может любить человека с нездоровой печенью? Какая низость, восклицал он про себя, какая низкая неблагодарность! И это по отношению к нему, Джорджу Понтифику, который всегда был таким примерным сыном, всегда почитал и слушался своих родителей, хотя они не потратили на него и сотой доли тех денег, какие расточал на своих детей он. «Вечная история с этой молодёжью, — ворчал он про себя. — Чем больше им даёшь, тем больше они хотят и тем меньше от них благодарности; так нельзя, это большая ошибка; я слишком снисходителен к детям, слишком щедр; ну, что ж, пусть; я исполняю свой долг по отношению к ними даже с лихвой; а если они не исполняют своего долга по отношению ко мне, то Бог им судья. А мне себя винить не в чем. Нет, право, я ведь мог бы заново жениться, завести новую семью, где меня, может быть, любили бы больше…» — и прочая, и прочая. Он жалел себя за то, что давал детям такое дорогостоящее образование — он не понимал, что оно обходилось детям дороже, чем ему: ведь это образование, вместо того чтобы помочь им легко зарабатывать себе на жизнь, лишало их этой возможности и гарантировало им пребывание во власти отца ещё долгие годы по достижении возраста независимости. После частной школы юноше отступать уже некуда; он уже не может стать чернорабочим, механиком, машинистом, а ведь только эти люди могут не опасаться за свою независимость — ну, и, конечно же, наследники больших состояний или те, кого с юности поместили в надёжную, глубоко проторённую колею.

Мистер Понтифик ничего этого не осознавал; он знал одно — что тратит на своих детей гораздо больше, чем требуется по закону — чего ж вам больше? Ведь он мог спокойно отдать обоих сыновей в учение к зеленщику! Ещё и теперь не поздно — взять да и отдать! Эта, ещё не упущенная, возможность грела его душу, когда он пребывал в дурном расположении духа. Разумеется, ни к какому зеленщику он своих сыновей не отдал, но когда те разговаривали между собой по душам, то приходили порой к заключению, что уж лучше бы отдал.

В иные периоды нездоровья он окармливал их тем, что потрясал своим завещанием. В воображении своём он лишал одного сына за другим наследства, а все свои деньги отдавал на обустройство домов призрения, и так, бывало, разойдётся, так разойдётся, пока, наконец, не одумается и не впишет их снова в своё завещание, чтобы иметь удовольствие снова вычеркнуть, когда в следующий раз найдёт на него такой стих.

Спору нет, если молодые люди позволяют, чтобы на их поведение хоть как-то влияло завещание ещё живых родителей, они совершенно не правы и должны быть готовы к тому, что в конце концов окажутся потерпевшей стороной. И тем не менее, власть потрясать завещанием и менять его туда-сюда способна привести к таким злоупотреблениям и постоянно служит таким мощным орудием пытки, что я, будь моя воля, издал бы закон, отменяющий завещание любого человека на три месяца со дня совершения правонарушения (к коему приравнена смена завещания), а буде завещатель умрёт в эти три месяца, когда он временно лишён права составлять завещание, то пусть судья или магистрат, перед лицом которого он был признан виновным, распорядится его имуществом по своему справедливому и благоразумному усмотрению.

Мистер Понтифик вызовет, бывало, мальчиков в столовую. «Уважаемый Джон, уважаемый Теобальд, — скажет он. — Посмотрите на меня. Когда я начинал, у меня не было ничего, только то, в чём родители отправили меня в Лондон. Отец дал мне на карманные расходы десять шиллингов, и ещё четыре дала мать, и я воспринимал это как щедрый дар. За всю жизнь я не попросил у отца ни шиллинга и не принимал от него ничего, разве ту небольшую сумму, что он ежемесячно выплачивал на моё содержание, покуда я не стал получать жалованье. Я пробился в жизни сам и ожидаю того же от своих сыновей. Не возьмите, чего доброго, себе в голову, что я положу жизнь на то, чтобы зарабатывать деньги, которые мои сыновья потом за меня потратят. Если вам нужны деньги, заработайте их, как зарабатывал я, ибо даю вам слово, что не оставлю вам ни гроша, если вы не продемонстрируете, что заслуживаете этого. Нынешняя молодёжь ожидает от жизни всевозможных благ и излишеств, о каких в моём детстве и слыхом не слыхивали. Да что говорить, мой отец был простым плотником, а вот извольте — вы оба учитесь в частных школах, что обходится мне в сотни фунтов ежегодно, тогда как я в ваши годы корпел над конторкой у моего дядюшки Ферлая. Чего бы я только не добился, имей я хоть половину тех преимуществ, какие имеете вы! Будь вы даже герцогами или основывай новые империи в ещё не открытых землях, и то сомневаюсь, сделали бы вы столько, говоря относительно, сколько сделал я. Нет, довольно; я буду содержать вас, пока вы учитесь в школе и в колледже, — но это всё, дальше, сделайте одолжение, пробивайтесь в этом мире сами!»

Подобным манером он взвинчивал себя до таких степеней праведного негодования, что иногда задавал мальчикам порку, прямо не сходя с места, быстренько изобретя для этого какой-нибудь подходящий предлог.

И тем не менее, если говорить о детях вообще, юные Понтифики были вполне благополучны; в девяти семьях из десяти детям жилось хуже, и разве в одной лучше; питание у них было здоровым и полноценным, спали они в уютных постелях, лечились у лучших врачей и учились в лучших школах, какие только могут доставить деньги. Недостаток свежего воздуха мало влияет на настроение детишек, живущих в лондонских трущобах; большинство из них играют и резвятся, как будто они на вересковых полях Шотландии. Точно так же отсутствие добросердечной атмосферы обычно не осознаётся детьми, никогда её не знавшими. У юных существ есть удивительная способность — либо умирать, либо приспосабливаться к обстоятельствам. Даже когда они несчастны — и даже очень несчастны, — не устаёшь поражаться, как легко скрыть это обстоятельство от их сознания или, по крайней мере, не позволить приписать его какой бы то ни было причине, кроме как их собственной греховности.

Мой совет родителям, которые хотят вести тихую и спокойную жизнь: говорите своим детям, что они ужасные неслухи, что они в подмётки не годятся другим детям. Укажите на отпрысков каких-нибудь ваших знакомых как на пример идеального поведения и внушите своим собственным детям глубокое чувство неполноценности. У вас по сравнению с ними так много артиллерии, что отстреливаться им не под силу. Это называется «нравственным воспитанием», и оно позволит вам вертеть ими в своё удовольствие. Они будут уверены, что вы всё знаете, и у них пока ещё не будет достаточно случаев ловить вас на вранье, чтобы заподозрить, что вы не такой уж возвышенный и безупречно правдивый человек, каким хотите себя представить; и они пока ещё не узнают, какой вы на самом деле трус и через сколько минут пойдёте на попятный, вздумай они противостоять вам со всей настойчивостью и здравым смыслом. Карты у вас в руках, и вы делаете ходы за себя и за своих детей. Так сдавайте же, ведь вам так легко не дать детям шанса проверить, не краплёная ли ваша колода. Объясняйте им, какой вы на редкость снисходительный и щедрый родитель; напоминайте, какие неоценимые блага вы им даровали, начав с того, что вообще породили их на свет, и, что особенно важно, породили как именно своих детей, а не чьих-нибудь других. Скажите, что когда вы выходите из себя, то опасности подвергаются их высшие интересы; что вам приходится представать перед ними в неприятном свете, потому что у вас болит за них душа. Давите, давите на эти высшие интересы. Кормите их духовной серой и патокой [33] Сера и патока, старинное слабительное. наподобие воскресных бесед покойного епископа Винчестерского. У вас ведь на руках все козыри, а если и нет, то всегда можно передёрнуть; и если вы используете свои карты хоть с каплей здравого смысла, то окажетесь главою здоровой, дружной, богобоязненной семьи, прямо как мой приятель мистер Понтифик. Правда, ваши дети, скорее всего, когда-нибудь узнают правду, но это потом, когда уже будет слишком поздно для того, чтобы им от этого была заметная польза, а вам заметный вред.