Амадо Эрнандес - Хищные птицы

— Вот этот медальон принадлежал Марии-Кларе, — сказал Тата Матьяс, помедлив немного. — Его подарил ей капитан Тьяго, ее отец, во время какого-то праздника в Сан-Диего. Однако Мария-Клара в тот же день отдала его прокаженному нищему, но тому он не пригодился: больной нуждался в еде и лекарствах. Он даже не мог его продать, потому что все, к чему прикасался прокаженный, внушало окружающим отвращение и ужас, — рассказывал старик.

— Да-да, я помню, — подхватил Мандо. — А прокаженный подарил его Басилио за то, что тот лечил его, а молодой врач, в свою очередь, подарил его своей невесте Хули, дочери Кабисанга Талеса [35] Мария-Клара, капитан Тьяго, Басилио, Хули, Кабисанг Талес — персонажи романов Хосе Рисаля «Не прикасайся ко мне» и «Флибустьеры». .

Мандо еще раз осмотрел медальон с обеих сторон, заметив при этом, что золото немного потемнело.

— Да, это тот самый медальон. Однажды Симоун пришел в дом к Талесу просить, чтобы тот продал ему медальон за любую цену; он даже предлагал взамен всевозможные драгоценности. Но Талес отказался наотрез. Однако потом оставил его в обмен на пистолет, который похитил в ту ночь у ювелира. Он решил стать разбойником после того, как священник отобрал у него землю.

И Мандо и Тата Матьяс согласились, что медальон — для истории самая дорогая вещь среди всех сокровищ Симоуна. Не с нее, конечно, пошло богатство Симоуна, он даже и не ведал, как попал медальон к капитану Тьяго, но он упомянут в двух романах Рисаля и сменил столько хозяев… Мандо положил медальон на место и хотел было взять еще что-нибудь из украшений, но Тата Матьяс остановил его.

— Хватит, закрой ящик. — Потом, секунду подумав, спросил у Мандо: — Что делать со всем этим богатством?

— Отец, — проговорил Мандо, — я пришел как раз затем, чтобы спросить об этом вас. Богатство это не мое.

— Я уже говорил тебе, что цель, во имя которой тратятся богатства, гораздо важнее самого богатства. Судьбе было угодно, Мандо, чтобы оно попало в твои руки. Оно вроде бы твое и в то же время не твое. Поэтому ты должен распорядиться им с умом, совсем не так, как Симоун, которого оно довело до гибели. Помнишь, что сказал падре Флорентино? — И тоном, которым обычно читают молитвы, старик торжественно произнес:

— «Когда ты понадобишься людям для святой цели, господь сумеет извлечь тебя из бездны вод… А до той поры ты не будешь чинить зла, не будешь сеять неправду и разжигать алчность!..»

Вот ты, Мандо, и есть избранник божий.

— Я готов, — серьезно ответил Мандо. — Поэтому я и говорю, что богатство это не мое, и я не стану использовать его для собственного блага.

— И Карьо и Мартина погубила жадность, — напомнил Тата Матьяс. — Ты один уцелел, ибо совесть твоя чиста и свята цель твоя. В этом воля божья.

Мандо провел в хижине Тата Матьяса несколько дней, пока зажила его рана. Силы молодого организма восстанавливались быстро. Однако, как и предсказывал старик, на щеке у него остался безобразный шрам. Он напоминал багровую ленту, протянувшуюся вдоль левой щеки от самого глаза к подбородку.

— Я и сам-то с трудом себя узнаю, — говорил Мандо, стоя перед старым зеркальцем, висевшим в хижине.

Тата Матьяс в утешение похлопал его по плечу.

— В глазах многих, — сказал старик, — этот шрам безобразит твое лицо. На самом же деле, он как медаль за храбрость, которая стоит больше, чем несколько вот таких медальонов Марии-Клары.

В последний месяц среди жителей Манилы циркулировало множество самых противоречивых слухов. Одни сеяли панику, другие — порождали страх и тревогу, но преобладали все-таки слухи, вселявшие энтузиазм в сердца филиппинцев.

Близился к концу январь тысяча девятьсот сорок пятого года.

Прибывший откуда-то партизан рассказывал, что Армия освобождения, неся людям свободу, в то же время все разрушает и сокрушает на своем пути, потому что за каждый населенный пункт приходится вести ожесточенные бои с окопавшимися в них японскими гарнизонами.

Особенно тяжелая участь, по словам того же партизана, ожидала столицу. Американцы-де полны решимости уничтожить японцев всех до единого, и если для этого потребуется стереть город с лица земли, то они не остановятся и перед этим. Партизану будто бы довелось беседовать с одним американским офицером, и тот подтвердил, что невозможно избежать массовых жертв среди мирного населения. А когда партизан поинтересовался, что произойдет с теми, кто не сможет покинуть город, офицер развел руками и сказал: лучше как можно скорее уехать из города. Но даже если бы жителям столицы сообщили об этом официально, далеко не все могли бы подняться с насиженных мест, потому что у одних было здесь хорошо налаженное дело, у других — слишком много добра, с которым не так-то просто расстаться даже в предвидении смертельной опасности. Ну что ж, тем, кто дорожит богатством пуще собственной жизни, останется пенять лишь на самих себя.

Партизан полностью подтвердил и слухи о жестокости японских солдат. Он видел все это собственными глазами. Перед отступлением японцы сжигали целые деревни, истязали мирных жителей. Страшно передать словами, каким нечеловеческим пыткам они подвергали свои жертвы…

На фоне этих тревожных слухов весть о приближении к столице широко разрекламированной американцами Армии освобождения рождала у филиппинцев радость и надежду. Конечно, взорванные японцами мосты и разрушенные дороги тормозили продвижение Армии освобождения, однако боевой дух японских войск значительно ослаб, и американцы не предвидели сколько-нибудь внушительного противодействия с их стороны. Японцы теперь редко вступали в рукопашные бои, активно действовали в основном снайперы, прятавшиеся на деревьях и на крышах домов.

Постепенно очищалась от японцев одна провинция за другой, и у филиппинцев крепла уверенность в скором избавлении от японского ига. Они мечтали поскорее избавиться и от другого бедствия, порожденного войной, — от голода. Едва головные отряды американской армии вступали в город, рассказывали очевидцы, как тут же — начиналась раздача мирному, населению продовольствия, одежды и медикаментов. Трудно вообразить себе радость и восторг народа, испытавшего на себе щедрость и великодушие «освободителей».

В самом начале февраля американские Б-29 в течение двух дней беспрерывно бомбили уцелевшие в окрестностях Манилы военные объекты. Подобные хищным чудовищам, они неожиданно появлялись из-за облаков, быстро пикировали на цель и сбрасывали свой смертоносный груз. После этого начинало бушевать гигантское огненное пламя, и город обволакивал густой черный дым. Эти два дня стали настоящим адом для японцев. А еще через день американцы отбили у японцев университет св. Фомы и освободили томившихся в нем в течение трех долгих лет несколько сот интернированных американцев и других иностранцев.