Джон Стейнбек - Недолгое правление Пипина IV

В Комеди Франсез открытых вакансий не было, но фамилию ее записали, и на время ожидания она устроилась в Фоли-Бержер, где ее голос, грацию и высокую, совершенной формы грудь немедленно оценили и использовали. Вечные болезни матери и нескончаемые годы учения брата, в конце концов разбившегося насмерть на мотоцикле, убедили Сюзанн, что было бы экономически неразумно рисковать постоянным, хорошо оплачиваемым местом ради ненадежного высокого искусства.

Много лет еще она продолжала осчастливливать сцену в Фоли, и не только в строю прелестных обнаженных девиц, но и исполняя роли, где требовалось говорить, петь и танцевать. После двадцати лет осложнений и жалоб на болезнь мать умерла без единого симптома таковой. К этому времени Сюзанн была уже не только исполнительницей, но и балетным педагогом.

Она очень устала. Грудь ее оставалась так же высока, но ступни стали плоскими. Она вела сравнительно добродетельную жизнь, как большинство ее соотечественниц. И впрямь, молодые американцы мужского пола, получившие противоположную информацию, бывают разочарованы, когда обнаруживают, что французы народ нравственный (разумеется, по стандартам провинциального американца).

Сюзанн захотелось дать отдых ногам. Она покинула мир, о котором знала, пожалуй, чересчур даже много, и, пройдя период должного послушничества, приняла монашеский обет как сестра Гиацинта в Ордене созерцания, где приходилось много сидеть.

Став монахиней, сестра Гиацинта излучала такой покой и набожность, что сделалась украшением ордена, а благодаря жизненному опыту проявляла терпимость и оказывала помощь более молодым сестрам, когда у них возникали неприятности.

В продолжение всех этих лет, и в той и в другой жизни, она поддерживала дружескую связь со своей школьной подругой Мари. Даже между встречами они обменивались подробными скучными письмами, делясь жалобами и кулинарными рецептами. Мари по-прежнему обожала свою одаренную, а нынче праведную подругу. И совершенно естественно было зайти к ней после истории с фотоаппаратом.

Очутившись в опрятной и уютной комнате для посетителей в монастыре близ Венсен, Мари призналась:

— Ума не приложу, что делать. Во всех других отношениях мсье всегда проявляет благоразумие, лучшего и желать нельзя, но как только коснется его противных звезд, он буквально сорит деньгами.

Сестра Гиацинта улыбнулась.

— Попробуй побить его, — сказала она весело.

— Как? Ах, понимаю, ты шутишь. Уверяю тебя, это очень серьезно. Бондарные работы в Оксерре…

— Но еда у вас на столе есть? Арендная плата внесена? Или, может быть, у вас отключили электричество?

— Это вопрос принципа и прецедента, — с долей холодности ответила Мари.

— Дорогая моя, — сказала монахиня, — ты пришла ко мне за советом или пожаловаться?

— Конечно, за советом. Я никогда не жалуюсь.

— Да, разумеется. — И сестра Гиацинта мягко продолжала: — Я знала многих, кто просил совета, но очень немногих, кто действительно хотел его, и ни одного, кто бы ему последовал. Но все-таки я дам тебе совет.

— Прошу тебя, — надменно проговорила Мари.

— По роду моей профессии, Мари, мне пришлось сталкиваться со многими мужчинами. И, думаю, я имею право делать обобщения. Прежде всего, мужчины — это дети, и нередко — избалованные дети.

— Вот тут я с тобой согласна.

— Те, которые действительно по-настоящему взрослеют, Мари, никуда не годятся. Мужчины либо дети, либо старики, и между этими крайностями ничего другого нет. Но в их детском неразумии и безответственности иногда кроется величие. Пойми, я знаю, что женщины безусловно умнее, но они взрослеют, сталкиваясь с реальностью, — и очень редко женщины бывают великими. Одно из немногих огорчений в моей нынешней профессии — это отсутствие мужчин с их глупостями. Все-таки контраст необходим.

— Он открыл комету, — сказала Мари. — Его хвалит Академия. Но теперь эта выдумка с фотоаппаратом. Нет, это уже слишком.

— Я спрашиваю еще раз: ты хочешь моего совета?

— Конечно.

— В таком случае — посоветуй ему купить фотоаппарат, настаивай на этом.

— Но я уже высказала свою точку зрения. Я утрачу его уважение.

— Напротив. Если ты посоветуешь ему сделать покупку, да еще предложишь купить подороже, вот увидишь, ему уже не захочется тратить деньги. В этом случае ему придется обратиться к реальности вместо того, чтобы оказывать тебе противодействие. Мужчины занятный народ.

— Я принесла тебе носовые платки, — сказала Мари.

— Какие красивые! Мари, у тебя золотые руки. Как у тебя хватает глаз заниматься такой мелкой вышивкой?

— У меня всегда было хорошее зрение, — ответила Мари.

Когда мадам вернулась домой на Мариньи, двери гостиной были распахнуты, а муж возился около телескопа с какими-то блестящими штучками.

— Я передумала, — сказала Мари. — Я поняла, что вы должны купить фотоаппарат.

— Э? — отозвался он.

— Все-таки это может способствовать вашему избранию в Академию.

— Вы очень добры, — ответил муж. — Но и я успел поразмыслить. На первом месте должно стоять самое главное. Я обойдусь тем, что у меня есть.

— Умоляю вас.

— Нет, — повторил он.

— Я настаиваю.

— Дорогая моя, давайте не будем путать, кто у нас глава семьи. Не будем брать пример с Америки, где женщины задают тон.

— Простите, — сказала Мари.

— Пустяки, мадам. А сейчас я должен подготовиться к ночи. Метеорный дождь продолжается, дорогая. Светилам нет дела до наших забот.

Выше этажом раздался грохот чего-то металлического. Мсье Эристаль с опаской посмотрел на потолок.

— Я не знал, что Клотильда дома.

— Это медный столик на площадке, — пояснила мадам, — Подвернулся ей под ноги. Придется его переставить.

— Только, ради бога, Мари, не пускайте ее на террасу, — попросил он. — Вдруг ей подвернется под ноги мой телескоп.

Клотильда лениво спускалась по лестнице, платье слегка впивалось в ее избыточные дюймы. С плеч меланхолически свисал какой-то зверек, яростно вцепившийся в свой хвост.

— Ты куда-то идешь, детка? — спросила мадам.

— Да, мама, у меня кинопроба.

— Опять?

— Приходится делать то, что захочет продюсер.

Отец быстро прикрыл собой телескоп, увидев, что дочь, входя в стеклянные двери, слегка споткнулась.

— Вот как, у вас уже есть продюсер?

— Сейчас распределяют роли для фильма по роману «Принцесса-замарашка». Понимаете, в нем рассказывается про девочку-сиротку, которая вдруг…

— …оказывается принцессой. Американский роман.

— Ты его читал?

— Нет, детка, но знаю.

— Откуда ты знаешь, что он американский?

— Во-первых, американцы испытывают несколько преувеличенный интерес к принцессам, а во-вторых, особое пристрастие они питают к истории Синдереллы.