Сара Шило - Гномы к нам на помощь не придут

— Ну ладно тебе, Ицик. Хватит!

— Я еще не кончил. Послушай, что тебе Ицик говорит: он тебя плохому не научит. И эти вон тоже. Которые сюда на два года на заработки приезжают. От них тоже проку никакого. Они ведь почему сюда все едут-то, а? Да потому, что у них деньги кончились и они в большом городе жить не могут. А у нас в поселке можно и без денег прожить. Вот они и приезжают. И смотрят на тебя так, словно только что из миквы [22] Миква — резервуар для ритуального омовения. вылезли. Как будто они все из себя чистенькие такие и как будто Бог просто чего-то там перепутал и по ошибке бросил их после миквы в мусорку. Каждый день только и делают, что деньги подсчитывают, которые здесь заработали, и дни считают, чтобы поскорее в город слинять. Все они отсюдова убегут, Дуди, все до единой. Поверь мне. Да еще и смеяться над тобой потом будут. Смотрите, мол, какой этот Дуди придурок. Думал, что тоже отсюдова выберется. Не понимает, дурачок, что он всего-навсего жалкая курица. Куда ему из своего курятника бежать-то? Два метра по двору пробежит — и ку-ку. Короче, слушай, что тебе Ицик скажет. У меня к тем, кто приезжает и уезжает, доверия нету. Не дождутся они от меня, чтобы я им свое сердце на блюдечке преподнес. Чтобы они делали с ним, что захотят. Приехали, побыли, отчалили — ну и скатертью дорога. Я их и до приезда сюда знать не знал и после отъезда знать не хочу. И запомни раз и навсегда: самое дорогое, что у нас есть, это наша родня. Усек?

— Родня, говоришь, да? А что ж ты тогда, как только я про папу заикнусь, сразу говоришь: «У нас папы нету»? И Коби тоже. Как только я скажу «Коби» — ты сразу прям до неба подпрыгиваешь. Как будто тебя собака укусила.

— Коби, Коби… Я же тебе тыщу раз говорил: Коби думает только о себе. Сколько можно повторять?

— Ну хватит уже, Ицик, надоело. Достал ты меня своими разговорами. Ладно, полезу я, полезу. Только в последний раз, понял? И не сейчас. Я жрать хочу просто помираю. Я не могу туда голодный лезть.

— Это не страшно. Там и поешь. У тебя времени на все про все хватит. Зайдешь к ним на кухню и чего-нибудь перехватишь. А я тебя возле лавки Коэна подожду. Минут за семь-восемь вполне управишься. И поесть успеешь, и все остальное. Только ремешки срезать не забудь.

— Ты чего, совсем уже, что ли? Какая у них там еда, у солдаток-то у этих? Ты просто у них дома никогда не был. Да нету у них там ничего. И на кухне тоже шаром покати. Едой и не пахнет, одной только плесенью. Она у них зимой завелась, черная такая. Они, правда, перед Песахом стены побелили, но запах все равно остался. И чего они там весь день едят — ума не приложу.

— Ну Коэна этого тоже, как назло, теперь ничего не купишь. Он нам в долг больше не дает. Вот если б ему Коби заплатил, тогда бы дал. Черт, как у него из лавки хлебом несет… Ладно, пошли домой, чего-нибудь перекусим. Как только ты сказал, что они там все время голодные сидят, мне тоже сразу есть захотелось. А потом уж и за ремешками пойдем. Времени должно хватить: у них занятия только в семь заканчиваются. Короче, пошли полопаем. А заодно и птицу в кухонный шкаф посадим. Кстати, ты там дырки для воздуха сделать не забыл? А то смотри у меня.

— Не забыл, не забыл. Пять штук проделал.

— Ну, тогда она не задохнется. Посадим ее в шкаф, закроем дверцу на гвоздь — и пусть сидит. Только имей в виду — нам надо, кровь из носу, до шести управиться. А то еще, не дай Бог, стемнеет, и тебе придется там свет зажигать.

Я думаю, если бы Ицика не было, я бы ни за что в жизни не стал лазить по квартирам. Если бы у него не было таких рук и ног, он бы, наверное, лазил вместо меня. Но Ицик есть; и он мой старший брат; и мы похожи с ним, как близнецы. Если он снимет панамку, нас не различишь. Поглядишь на наши лица — и не поймешь, где Ицик, а где Дуди. Только вот руки и ноги у него не дай Бог никому. Но тут уж ничего не поделаешь. Из живота матери таким вышел.

Без Ицика я бы никогда не научился по домам лазить. Без него я просто ноль без палочки. Даже если я сто раз на какой-нибудь дом залезу, или там, например, на скалу, или на забор, и даже если я сделаю все в точности, как он мне сказал, — все равно, когда мне надо будет лезть куда-нибудь еще, я без него этого сделать не смогу. Потому что он стены читать умеет, а я нет. Ему стоит только один раз на какой-нибудь дом снизу вверх поглядеть, и он сразу видит, что на стене написано. Без понятия, что он там на этих стенах видит. Я бы просто залез — и все. А он сначала думает. Только молча. Так было и в тот раз, когда мы решили залезть к солдаткам.

Я тогда увидел, что он замолчал, и стал слоняться взад-вперед, пинать ногами камни, причесываться, потом пошел отлить, а когда вернулся, Ицик уже лежал на земле — как жук на спине — и перебирал руками и ногами в воздухе. Будто взбирался наверх. Только при этом продолжал лежать на земле. Он же от нее оторваться не может, верно? Ну вот. Перебирал он руками и ногами перебирал, а глаза его в это время — медленно так — поднимались вверх, и он ставил руки и ноги в точности, куда надо. Одним словом, он делал на земле то, что я через пару минут должен был делать на стене. А потом говорит:

— Видишь вон ту решетку на окне у Хазана? Поставишь на нее правую ногу и залезешь по ней до верха окна. Только смотри, не засовывай ногу в решетку слишком глубоко, а то, когда станешь ее вытаскивать, у тебя опять ботинок с ноги свалится, как в прошлый раз. Потом подними руки, ухватись за трубу и подтянись — чтобы поставить левую ногу на карниз над балконом, который Эдри себе недавно соорудил. Только осторожнее, понял? Навес этот — пластмассовый и скользкий. И правую ногу на него не ставь. Продолжай держаться за трубу — только чуть повыше, — подними правую ногу и поставь на бетонный выступ. А остальное уже пара пустяков. Там окошки такие маленькие есть. Где птицы гнезда вьют. Ну вот. Ты левой ногой на самое нижнее окошко встань, руку подыми, за следующее окошко ухватись, а потом и вторую ногу подтяни. Потом ухватись обеими руками и продолжай лезть, как по лестнице, пока не долезешь до железяк, на которых у солдаток бельевые веревки натянуты. А там перекинешь ноги через перила — сначала одну, потом другую, — и ты уже на балконе.

Как он мне сказал, так я и сделал. На мое счастье, босоножки Шуламит прямо на этом самом балконе и валялись. Я два пальца в знак победы поднял, он мне в ответ «Ура!» одними губами прошептал, и я побежал в комнату к Лиат. Но она была закрыта на ключ. Что мне еще было там делать? Я вернулся на балкон, Ицик показал мне руками, что все спокойно, я сбросил ему босоножки, а потом ухватился за трубу и съехал по ней вниз.

С девяти лет я с ним этим занимаюсь. Сначала у меня ничего не получалось: кружилась голова, темнело в глазах, я падал, ударялся, один раз даже руку себе чуть не сломал. Но Ицику — как об стену горох. Я плачу, кричу, мне больно. А он и бровью не ведет. И не то чтобы он не хотел мне помочь. Очень даже хотел бы. Просто у него все из рук выпадает.