Ирина Семина - Счастье сейчас и всегда

— Не «За что?», а «Зачем?», — хором сказали мы с Мышкой и засмеялись. Похоже, наш переломный момент уже начал приносить очень позитивные результаты!

История нас необычайно воодушевила.

— Да здравствует Переломный Момент! — ликовала я.

— Да здравствуют осознания! — вторила мне Эльфи, выделывая фигуры высшего воздушного пилотажа среди ветвей своего могучего Древа.

— Долой страхи! Освобождаемся от стра… Эльфи, стой! — вдруг опомнилась я. — А есть какой-нибудь сказочный способ расстаться со своими страхами?

— Ну разумеется, есть, — сообщила Эль, зависнув напротив меня, как маленький рыжий вертолетик. — Самый сказочный способ — это сказка! Объявляем всем страхам амнистию!

— Даешь амнистию! — с энтузиазмом поддержала я, бросаясь к компьютеру.

есть об амнистии разнеслась по тюрьме мгновенно.

— Амнистия! Амнистия! — раздавалось то тут, то там. Заключенные были возбуждены, и каждый лелеял тайную надежду, что вот теперь-то — его очередь. Надзиратели сохраняли хмурый вид, но внутренне тоже надеялись, что выпустят побольше: тюрьма была переполнена, камер не хватало, энергии уходила уйма.

— А в чем дело? В честь чего амнистия? — жадно интересовался молодой и глупый Страшок Старости.

— Ты не мельтеши. Ты здесь недавно появился, тебе еще сидеть да сидеть, силу набирать, бороду отращивать, — посмеивался Страх Темноты. Он был одним из самых старых заключенных, его еще в раннем детстве посадили.

— А чего сразу я? — заныл Страх Старости. — Может, еще выпустят?

— Щас, — с садистским удовольствием сказал огромный, тучный Страх одиночества. — Тюрьма-то чья? Во-во. Женщины, знаешь, они такие… Старости боятся до самой старости…

— А в старости чего боятся? — не унимался юный Страшок.

— А там тебя амнистируют, а на твое место посадят, например, Страх Смерти. Так что сиди и жди! — пообещал Страх одиночества.

Под сводами тюрьмы раздался зычный голос:

— Собрание! Собрание! Все на собрание!

Залязгали двери камер, заключенные потянулись на голос. Развлечений в тюрьме было мало, собрания любили. Можно было потрепаться, новости узнать, амнистию обсудить.

— Граждане заключенные! Страхи и Страшки! — начал речь Главный Надзиратель. — Сообщаю вам, что хозяйка Тюрьмы решила ее немножечко разгрузить. И поэтому кое-кто из вас сможет освободиться.

— Ты нам тут тюльку не гони! — забузил нахально-иррациональный, в приблатненной кепочке, Страх Мышей и Крыс. — Ты дело говори. Кого на свободу, почему на свободу.

— Ты помолчи, тебе не светит, у тебя вообще пожизненное, — урезонил его Надзиратель. — Сам ведь не знаешь, кто тебя и за что посадил. Не знаешь ведь?

— Да бабы дуры! — наехал Мыше-Крыс. — Кошек не боятся. Хомяков не боятся. А крыс-мышей — боятся! А спроси почему — ведь сами не знают! А меня, мальчишечку, замели ни за что. «Таганка, я твой бессменный арестант!» — затянул было Страх, но Надзиратель властной рукой заткнул ему рот.

— Художественная самодеятельность будет на Новый год, а сейчас мы про амнистию. А амнистия вот в честь чего: наша Хозяйка записалась на прием к психологу, хочет поработать над собой. Сами знаете, это всегда заканчивается освобождением части Страхов.

Заключенные радостно загудели. Такое уже случалось, психолога в тюрьме считали в законе и очень уважали.

— Да, освобождение! Но не для всех! — строго сказал Надзиратель. — Давайте-ка перекличку сделаем. На свободу — с чистой совестью, так сказать… С левой крайней камеры — начинай!

— Страх Темноты, сижу с детства, — монотонно забубнил Страх Темноты. — За что сел — не знаю, вернее, не помню. Под амнистию не попадал.

— Страх Боли, — представился изящный хлыщ во фраке и с бабочкой на длинной шее. — Посадили после аппендицита. Сама дотянула почти до перитонита, а я остался виноватым, — усмехнулся он. — Теперь боится любой боли — хоть зубной, хоть душевной. А я регулярно ей эту боль поставляю, — рассмеялся Страх Боли.

— Как это — поставляет? — шепотом спросил Страх Старости.

— Ну ты и темный! — удивился Страх Темноты. — Ты чего, не знаешь — каждый Страх, который попадает в заключение, притягивает ситуации по своей теме.

— Зачем??? — еще больше удивился Страх Старости.

— Ну как «зачем»? Конечно, чтобы выпустили! Нет страха — нет ситуаций, что тут непонятного? — с досадой сказал Страх Темноты. Ему очень хотелось на свободу, но им никто не занимался — все к нему привыкли.

— Так мне что, надо Старость притягивать? А как? — озаботился юный Страшок.

— Ну, это просто, — вмешался в разговор Мышино-Крысиный Страх. — Будешь ей морщинки новые в зеркало показывать. Целлюлит, опять же. Седые волоски. Чем больше она будет пугаться, тем сильнее будешь становиться ты. Ее страх — твоя пища, дуралей!

Тем временем перекличка шла своим чередом.

— Страх одиночества, сел лет в двадцать пять, попадал под амнистию, когда она замуж выходила, год на свободе, потом развод — и я снова в камере.

— Жалобы есть? — рявкнул Надзиратель.

— Никак нет, Хозяйка кормит исправно. Каждый день боится! Даже когда спит! — отрапортовал Страх одиночества.

— На свободу-то хочешь? — смягчился Надзиратель.

— Конечно, хочу! — загрустил Страх одиночества. — Кто ж не хочет? Только не светит мне… Уж очень она от окружающих зависит. Одна вообще боится оставаться, даже хоть на часик. То на телефоне висит, то к подружкам бегает, то к себе зазывает… Мужики какие-то левые все время крутятся… А чем больше она меня питает, тем больше у нее одиночества в жизни. А чем больше одиночества — тем больше страха. Меня уже раздуло, еле в камеру пролезаю. Мне бы на диету… А она меня все подкармливает… Надоело! — плюнул с досады Страх одиночества.

— Ну, ты того… не унывай, — сочувственно кашлянул Надзиратель. — Надежда, как говорится, умирает последней. Давайте дальше!

— Страх Ошибки, — выступил вперед длинный тощий старичок с бородкой клинышком. — Посадили в девятом классе, когда учитель математики стал насмешки строить. В институте благодаря доцентам-профессорам срок добавили. С тех пор как устроилась на работу к начальнику-зверю, пять дней в неделю получаю усиленную пайку.

— Ничего себе устроился! — позавидовал Страшок Старости.

— Не завидуй, ничего тут хорошего нет, — осадил его Страх Темноты. — Жить без ошибок человеку невозможно, это ведь просто опыт. А если ошибок бояться, то как тогда вообще жить?

— Говорят, есть такой маньяк-убийца — Страх Жизни, — задумчиво сообщил Страх одиночества. — Он самый страшный Страх на свете. Если его посадят, тогда и начнется…