Александр Минчин - Актриса

Заместитель главного редактора спросил:

— Еще чайку, с сушками?

— Нет, спасибо, — сказал я и вышел.

Тая сидела в машине и читала одну из моих книг, которая позже станет ее любимой книгой.

— Это что — показуха?! — сказал я резко.

— Алешенька, у вас что-то не так в редакции? — спросила она мягко.

— Все не так, — сказал я, едва не прихлопнув себе дверью палец. — Дегенераты, безмозглые, олигофрены, дебилы, не прочитавшие двух книжек в своей жизни, лезут править литературное интервью с самим Скульптором. Но как?!

— К сожалению, это у нас осталось прежним. «На каждого мудреца довольно простоты».

Я невольно улыбнулся цитате и интонациям, которыми было сказано.

— Не расстраивайтесь, я вас люблю. — Она поцеловала меня в щеку. — Куда теперь, мой генерал?

— В «Отечественную литературу», издательство.

— Встреча с великим Джорджем Доркипанидзе…

Она осеклась под моим взглядом.

— Как туда лучше проехать?

Мы были на улице Герцена, — кстати, скучный был писатель. Или революционер?..

— По Садовому кольцу.

Я поднимаюсь по широкой мраморной лестнице, и секретарша встает, приветствуя меня. Все-таки у него милые секретарши. «Всех девушек пере… целовать невозможно, но стремиться к этому нужно».

— Господин Сирин, я сейчас доложу господину Доркипанидзе, что вы здесь.

Хоть этот своих секретарш вымуштровал.

— Американскому писателю привет — от имперского издателя!

Мы крепко жмем друг другу руки и едва не обнимаемся. Он явно ожидал меня. Уже раскинута скатерть-самобранка. Уже кипит самовар. «У самовара я и…»

— Танюша, я знаю, что тебе нравится писатель Сирин, но долг обязывает нас быть гостеприимными по отношению к его стране, поэтому принеси нам конфеты, печенье и бублики, которые он очень любит.

Я улыбнулся. Начало было очень хорошее.

На его длинном ореховом столе для заседаний в пять-шесть этажей стояли новые, свежеиспеченные книги. Я обожал даже этот запах — книг в его кабинете. В старинном, с начала века особняке — у него был лучший номер: знаменитый кабинет.

— Как долетел? — задали мне вопрос.

— Не разбился, слава Всевышнему. Хотя я точно уверен, что Он не любит, когда эти дюралюминиевые птички шастают у него под боком.

— Я сам люблю в кавычках летать, поэтому мои симпатии на твоей стороне.

Как по традиции, я сижу напротив, за Т-образным, примыкающим к письменному столом. Дарю ему привезенные из Америки часы, за что он благодарит меня и говорит, что не стоило волноваться. Но часы, я вижу, ему очень нравятся.

Вошедшая секретарша наливает нам чай, расставляет все на столе и бесшумно уходит. Джордж разворачивает шоколадную конфету и начинает есть. Съедает. Смотрит на меня изучающе и говорит:

— Прочитал я твои шедевры… Удивил ты меня, Алексей.

Я внутренне подбираюсь.

— С какой стороны? — спрашиваю я осторожно. Все-таки это «Отечественная литература». Любой писатель мира мечтал бы здесь опубликоваться.

— С приятной, конечно. Есть поразительные главы. Но никогда не поверишь, какой роман мне больше всего понравился.

Я развел руками:

— Сдаюсь.

— «Нежный изверг».

(Подзаголовок «Факультета».)

— Да? — я удивлен. Ему!?

— Я дал на днях читать моей жене, она тоже окончила университет, филологический факультет, типа того, который ты описываешь. И еще одной молодой девке. Хочу услышать мнение народа. Я всегда так делаю, когда книга меня заинтересовывает.

— И что это значит? — задержал я дыхание.

— Ничего это не значит, мне много книг нравится, я, к счастью, читатель, а не писатель. Но все издать их я не могу. Пей чай. А знаешь что, давай приезжай к нам на обед, пятого числа, и жена будет рада с тобой познакомиться. Они все сейчас читают твою книжку и к обеду прочтут.

— Я очень польщен приглашением к вам в дом. Как одеться к приему?

— А, не сходи с ума. Хоть голый приходи. Уверен, моим девкам это еще больше понравится. Чем одетый писатель!

Я улыбнулся.

— Допивай чай. У меня через полчаса встреча с академиками в Институте англоязычной литературы. За обедом все обговорим. И расслабься: я не единственный издатель в Империи. Не я, так издаст другой.

— Но я хочу вас.

— Я тоже хочу тебя, но деньги — цены на бумагу, издательский план — существенная материя. Оставив в стороне идиллию.

Он улыбается и встает.

— Алексей Сирин…

— Можно я пару минут посмотрю книги на длинном столе?

— Да, только не забирай с собой. Они мне нужны!

Он смеется и выходит из кабинета, на ходу надевая новые часы.

Несмотря на то, что он был Издатель крупнейшего издательства, никогда, ни одной книги Джордж мне не подарил. И не предложил. Книг, которых уже не было в продаже, хотя в его запасниках они были в неограниченном числе. Я смотрю Эжена Сю, Андре Жида, Сологуба, Сартра, Кьеркегора. Господи, в моей юности их имена нельзя было произносить под страхом казни. А теперь они лежат на столе в ведущем издательстве Империи. Как всё, всё переменилось. Но не все.

Тая ждет меня в машине внизу, продолжая читать книгу.

— Алешенька, мне очень нравится, как вы пишете. Несмотря на то, что скажут ваши не-издатели. — Я улыбаюсь. — Как прошла ваша встреча?

— На высшем уровне. Приглашен на обед к самому домой, пятого апреля.

— Я рада, я очень рада! Куда прикажете, мой маршал?

— К вам домой.

— С превеликим удовольствием. Если вы мне еще позволите вас накормить, ведь целый день ничего не ели.

Мы раздеваемся догола. Я слишком перевозбужден приглашением к Издателю.

Мы засыпаем неожиданно, а вечером идем в экспериментальный Театр на Лубянке, в стиле брехтовского театра улиц, смотреть «Пир во время чумы». Главный режиссер и есть тот, с кем я делал интервью; нас сажают в ложу. Тая боится страшно высоты, но терпит ради меня. Ее узнают и из соседних рядов оборачиваются. Театральная публика… Мне нравится спектакль, за исключением актера, исполняющего главную роль. Который поразит меня потом, два года спустя, в роли Павла I.

Спектакль заканчивается аплодисментами.

Мы засыпаем в три часа ночи, а в семь утра ее уже нет. Оказывается, она на базаре, покупает фрукты, овощи, сыры на завтрак. В десять утра она беседует с моей мамой и сообщает ей, что я живой.

Мы завтракаем долго, не спеша, вальяжно. Она курит привезенные ей сигареты «Картье». А мне нужно опять в валютный — покупать разное. И особенно к обеду у Издателя.

В одиннадцать я сажусь на телефон отлавливать Артамона, у меня нехорошее предчувствие. Три секретарши отвечают мне в его разных офисах. Но Артамон неуловим.

Тая «помогает» мне принять душ и возбуждает опять. На завтра назначена большая игра ветеранов имперского футбола, и я играю в команде Аввакума.