Александр Минчин - Актриса

Он доехал до дома. Две маленькие комнаты, в одной места ровно столько, чтобы стояла кровать, другая — забита книгами. Все прочитано — сколько еще нужно прочитать? Корнелия . Имя начинало оживать в головушке, устраиваться, обретать реальность и располагаться поудобней. Он будто знал ее давно, привычки, девичью болтовню, неясные устремления и недельные позывы.

Он уже знал (или чувствовал) каждый слог ее шекспировского имени, с ударением в середине и веским первым слогом, с мягкой оконечностью в конце. Корнелия — баловница, любимица, модница, красавица, золотинка и горлинка.

В ее 18 лет был бал. Он вспомнил, как праздновал свое 18-летие. Бутылка водки, две банки консервов, соленые хрустящие огурцы, круг хлеба. Денег совсем не было, падал январь, стояла зима. Близкий друг — он близкий враг, но не этот, пришел к восьми и открыл бутылку. Стаканы наливались и опрокидывались, наливались снова. Водка была горька, как ни странно, совсем не как жизнь, та, сладкая. Когда нет хорошей еды, то водку лучше закусывать хлебом с маслом, а масла не было. И повезло, не сильно, но достаточно.

Потом они пошли по направлению к центру: выпившая душа всегда желает найти кого-то. Нашлись какие-то Вера и Марина. Шли навстречу. «У него день рождения», — сказал друг. «Очень приятно, мальчики». Девочки явно были старше. Вторую бутылку, которую принес друг, пили вместе. Закусывать было уже совсем нечем, кроме солененьких огурчиков, но у девочек была жевательная резинка. К нему на колени села Вера, Марина автоматически откристаллизовалась его другу. Комната была одна, да и то неширокая, можно даже сказать узкая. По бокам у стен стояли матрасы, — правда, простыни были чистые. На которые пары и опустились. Разнобой и ритм, шорох и вскрики. (Все кончили.)

Но она не была первая — вторая. А то было бы грустно. Вот такое восемнадцатилетие.

А в честь нее давали бал, со знаменитыми и приглашенными.

Он взял с полки Олби, гениальная пьеса… Зазвонил телефон, и ему вдруг показалось, что это Корнелия, обязательно она. Никто другой и быть не может. Это ошиблись номером. И звенящее одиночество имеет обычное свойство растекаться по комнате.

Утром он поехал на работу, и все то время, что он разъезжал, мысль о ней ездила с ним. Он представлял себе их случайную немыслимую встречу, первые слова, которые он скажет, чтобы сразу же с первых слов, слова , захватить ее, поразить. Как она безумно влюбится в него, в такого, какой есть, какой имеется, в чем одет. Не будет отходить от него ни на шаг, не будет дышать, будет замирать, глядя на него. Вопреки всем правилам и приличиям, выйдет замуж за него. Он станет там каким-нибудь английским вассалом (полгода здесь, полгода в Европе). Они будут богатыми, он сделает для нее абсолютно все — родители смирятся и признают. Какая жизнь…

Естественно, он уже был безумно увлечен.

Прошла неделя, которую он прожил и проговорил с Корнелией, но к воскресенью страсть стала утихать. Как все в жизни утихает постепенно.

Кончился выходной. Кто любит понедельники, тот ненормальный. Есть ли что мерзее понедельничного утра. Кто любит понедельники, тот шизофреник. Подумал он. Встал и подставил несильное тело под душ.

Он был стройный, широкие плечи, темные коротко подстриженные волосы с сизоватым отливом, совершенно голубые глаза, нос с небольшой горбинкой, но не мешала, в остальном прямой; гладкая грудь с коричневыми пятнами сосков, ни единого волоска, средний рост. Он считался красивым, но самому себе не нравился и особых мыслей по поводу себя не имел.

Когда последние струи стекли, он смахнул ладонью капли с тела и обмотался полотенцем. Чай, тост с джемом, яйцо. 351-е утро одно и то же.

Прошел год, как он начал работать и переехал в Город. (Пройдут годы, прежде чем Город сожрет его и он состарится.) Но он всегда думал по-другому и верил в будущее, — работу не любил, — что вот завтра, на следующей неделе, следующий месяц, уж наверняка на следующий год — все изменится. Можно будет остановиться, вздохнуть глубоко и расслабиться. Замрет гон, не надо будет зарабатывать на хлеб и крышу, платить баснословные счета за переговоры с прошлым, собирать утекающие в повседневность гроши. Бояться все время потерять работу и еще больше бояться — поисков новой. Не нужно будет напрягаться, заниматься нелюбимым делом, то, чем хотел заниматься, не давало средств к существованию. А — ездить и путешествовать, увидеть мир, и разные земли, и края его. Поесть то, попробовать это, попить другого. (И дело не только в том, чтобы поесть и попить, как упрекнут, но и это хочется. А главное: посмотреть или увидеть .) Ведь жизнь проходит, а она одна. Короткий отрезок от триумфальной арки матери до гробовой доски. И хочется всё увидеть.

А не бояться, как прожить завтрашний день и выжить .

Он не съел корочку тоста, которую обычно любил, не допил чай, оделся и вышел из дому. Понедельник.

Целый день он разъезжал, работал и не возвращался к мысли о ней. К чему, сказочных встреч, тем более чудес не бывает.

В последнее место он не поехал, потому что устал, и решил возвращаться домой.

Он ехал по третьей от реки Авеню и размышлял о пробках. Город поднимался вверх, уже пошли 70-е улицы.

На очередном светофоре он остановился первым, едва не выскочив на красный свет, что в это время дня лучше не делать.

На самом углу стояла золотоволосая девушка с поднятой рукой, как обычно, когда ловят такси. Которое в это время было бесполезно ловить. Он двинулся чуть вперед и поравнялся с ней. Окно было опущено, он посмотрел на ее лицо и словно молния пробила в его сознание. (Какое ужасное сравнение, но лучше под рукой нет.) Что-то вспыхнуло и задрожало. Сначала он не поверил, так как она казалась в каждой ему. Золотоволосая девушка.

— Корнелия?!..

Она с легким удивлением взглянула на него:

— Вы меня можете подвезти, я ужасно опаздываю?

В горле у него не хватало слов, чтобы ответить, хотя метнулась из гортани тысяча.

Упав на другую сторону броском, он открыл предохранитель на двери. Она обошла машину и села.

— Как вас зовут?

— Филипп, — сказал он.

Все и всё тронулось.

— А вас?

— Корнелия, — сказала она и подумала.

Он замер, задохнулся, внизу засосала тошнотой тревога, руки ослабли и в голове поплыло. Ему не нужно было смотреть на нее второй раз, чтобы понять, что это Она . Сначала он думал, что провалится в сиденье машины, потом машина сквозь асфальт, асфальт сквозь грунт в подводные течения и так далее. Но ничего не случилось и никто ни во что не провалился. Выдающийся профиль сидел рядом. Совершенно рядом с ним.

Он выдохнул (где те единственные слова, которые сразу?..):

— Вы смелая девушка. — Конечно, начал не с того.