Наталья Смирнова - Москва Нуар. Город исковерканных утопий

— Не поняла.

— Не не поняла, а не понял! Слушай внимательно. У тебя единственный шанс остаться в живых. Если ты все правдиво и подробно расскажешь. Кто тебя нанял и зачем. И что со мной должны сделать.

Трансвестит съежился. И рассказал. Про то, что к нему иногда посылают неизвестных ему людей. И он их «обслуживает», как сегодня обслужил Максима. Потом подливает в вино клофелин. И когда клиент вырубается, вызывает некоего Артема. Тот кончает потерявшего сознание человека. А ночью двое бритоголовых куда-то увозят его на джипе. Больше трансвестит ничего не знал. Зачем все это — было, в общем-то, понятно. Но вот кто все это организовал? Вот в чем вопрос.

Еще один вопрос заключался в том, как же это Никита скурвился до такой степени? Хуже шакала! Но об этом Максим старался не думать.

— А ты, значит, убить не можешь?

— Нет, — ответил трансвестит, побледнев, как смерть.

— Значит, у вас тут поточное производство. Один сученыш работает подсадной уткой. Другой оказывает сексуальные услуги. Третий убивает. И четвертый с пятым утилизируют труп. Вы тут, блин, прямо хоккеисты какие-то! Пятеркой работаете!

— Не убивай меня, — прошептал трансвестит.

— А ты был правдив?

— Да. Честно. Всю правду… Когда в первый раз, то я не знала, для чего они. Хотела просто денег заработать. А после первого раза нельзя уже было отказаться. Они бы меня тоже.

— Ладно, живи. Вызывай.

— Кого?

— Убийцу, Артема этого.

Когда раскрылась дверь, Артем получил рукояткой пистолета по голове и рухнул на пол.

Но пока он валился, довольно медленно, Максим понял, что это Никита.

«Что за блядская жизнь, — подумал он с тоской. — Во что же, в какое говно ползучее мы все превратились!»

И даже плюнул на пол. Точнее — Никите на замызганную куртку, которая несомненно, была для него спецодеждой.

— Ну, без пяти минут монах, рассказывай, — сказал Максим, когда Никита очухался.

Никита молчал.

— Надеюсь, ты понимаешь, что живым ты отсюда не выйдешь, иуда?

Никита кивнул головой.

— Аркашку — ты?

Никита опять кивнул головой, глядя в пол.

— Рассказывай.

— Я был вынужден.

— У пятилетней дочки лейкоз? — спросил Максим, вспомнив тридцатилетнего паренька, которому он свернул шею, как цыпленку.

— Нет. Я попал на большие деньги. И они взяли жену. Дали три месяца сроку.

— Сколько?

— Пол-лимона.

— Блядь! — взревел Максим. — Что же ты наделал! У меня есть. Есть лимон! Я бы…

— Откуда мне было знать? Все разошлись… Блядская эта жизнь нас растащила в разные стороны.

— Ладно. Слово даю: жену я вытащу. Рассказывай.

…Никита начал рассказывать. Про то, что менеджер программы решил сыграть по-черному. Естественно, в тайне от учредителей, которые выплачивают призовые. Десять лимонов должны достаться игроку, выступающему под четвертым номером. Он ничем не рискует. Потому что менеджер сколотил черную команду, в которую взяли и Никиту. И эта команда, с одной стороны, подстраховывает четвертого номера, не подпуская к нему противников. С другой стороны, — устраняет всех «лишних» самыми разнообразными способами. В том числе и таким, с которым Максим только что столкнулся. Расчет с членами этой ублюдочной команды должен производиться из суммы, которую получит четвертый номер. Никита подписался на шестьсот штук. Сколько достанется остальным, он не знает. Но ясно, что большую часть призовой суммы захапает менеджер.

Когда Никита закончил, Максим протянул ему пистолет с одним патроном.

— За жену не беспокойся. Вытащу, — сказал он. — И без глупостей. Ты ведь знаешь, что моя реакция всегда была лучше. Ясно?

Никита молча кивнул и ушел в дальнюю комнату.

Время замедлилось, почти остановилось. Загустело, как не желающий выливаться из бутылки на морозе концентрированный томатный сок.

За окном заплакал ребенок.

В трубах зарокотала вода.

И стихла.

Наконец грохнул выстрел.

— Вот и все, — сказал Максим. — Одевайся.

Трансвестит, бледный, как перемазанная мелом смерть, вздрогнул.

— Не надо!

— Дурак. Пойдешь со мной. Будешь потом свидетелем.

— Зачем?!

— Не в суде, дурак. Должен же я отчитаться перед инвесторами, с какого бодуна я перебил всех этих скорпионов и отрезал яйца менеджеру перед его лютой смертью!

Максим пересек трамвайные пути, перемахнул через низенький барьерчик, отделяющий зловонный бульвар от смердящей выхлопным газом улицы. И решительно направился к дому с колоннами, впечатывая в дорожку каблуки своих массивных шнурованных ботинок. Менеджеру оставалось жить двадцать минут. А охранявшим его дебилам с выползавшими из-под пиджачных воротников заушными проводками — и того меньше.

Рядом смешно семенит трансвестит в узкой английской юбке и с лицом, с перепугу размалеванным вкривь и вкось.

Со стороны это выглядит так, словно мужчина средних лет, знающий себе цену, выгуливает собачонку экзотической породы.

Сидящий на скамейке бомж, отхлебывающий из чудесным образом доставшейся ему почти полной бутыли крепкой «Охоты», думает: до чего же славный выдался вечерок!

Лицом Рябец походил на череп: худое, с глубоко сидящим белесым взглядом и чуть приоткрытым ртом — вечный оскал крупных желтоватых зубов. В школе за глаза и звали его Черепом, но в глаза опасались, кличку дали по фамилии — Ряба.

Теперь, когда он разменял шестой десяток, черепное сходство обратилось общескелетным: худоба и костистость.

За завтраком Рябец читает криминальную хронику в «МК»: пока размолотит ложечкой попку яйца, пока облупит, пробежит про пропавшую в тайге под Красноярском второклассницу; откусит-пожует бутерброд — про пьяного офицера, застрелившего солдата, отхлебнет глоток суррогатного кофе — про…

В заметке «В Серебряном бору работала частная тюрьма с пыточной камерой» написано, что менты задержали на улице среди бела дня голого бомжа в наручниках, с проломленным черепом и со следами побоев на теле. Бомж назвался «Андрюхой» и успел сообщить, что его пытали в подвале «электричеством и клещами». Адрес прошептал: Вторая линия, 43. Смолк. Довезти «Андрюху» в 67-ю больницу не успели — умер в пробке, не приходя в сознание. Менты — по адресу, но тюремщиков и след простыл. Зато тюрьма знатная — три клетки и еще: электрошокер, щипцы, дыба, испанский сапог и прочая всячина. Два трупа — и тоже серебряноборских бомжей. Ведется расследование.

Рябец отложил газету, поглядел в окно — июль, марево, жара, духота. Покончив с завтраком, сложил в пакет «Marlboro» полотенце, плавки, три больших бутерброда с колбасой (тщательно завернул в ту же газету — протухнут), бутылку воды, бутылку портвейна «777», пластиковый стакан.