Александр Мартынов - Ржаной хлеб

По удачному совпадению за день до открытия пленума ожидался приезд из Саранска Потапа Сидоровича, в столицу республики он ездил по колхозным делам. Встречать председателя на станцию собрался его шофер Коля Петляйкин, лучшей оказии Тане и ждать было нечего; за день успеет сделать все свои дела. Самое же первое — получить из Сельхозтехники комбайновые ножи. Требование было у нее в кармане, выдали бумагу ей тогда, когда Сурайкин был в Саранске. Надо будет заглянуть в магазин культтоваров — купить кое-что для колхозного пионерского лагеря; обязательно зайти в книжный магазин — может быть, завезли новые книги. Очень бы хорошо навестить и Зину.

Выехали они с Колей Петляйкиным рано утром, чтобы поспеть к приходу саранского поезда. И прибыли за час до срока. Петляйкин поставил машину около ресторана «Сура», вдвоем зашли позавтракать — дома не успели.

Коля взял меню, прочитал подслеповато напечатанные названия кушаний и внимательно начал просматривать перечень винно-водочных изделий.

— Может, возьмем чего немножко? — неуверенно предложил он, искательно поглядывая на девушку.

Таня рассмеялась.

— Коля, Коля, ты же не пьешь? Да и нельзя тебе.

— Ни с кем не выпивал, а с тобой бы попробовал, — смущенно признался он.

— Оставим, Коленька, до лучших времен.

После завтрака Петляйкин уехал на вокзал, а Таня прежде всего отправилась в Сельхозтехнику — комбайновые ножи не давали ей покоя. Но, увидев по пути раскрытые двери книжного магазина, не утерпела — зашла. И подивилась, порадовалась: сколько новых книг нашлось — и на эрзянском, и на русском языках! Она отобрала целую связку, задумалась: «Взять их с собой — без рук останешься носить их. Отнести к Зине — много времени потеряешь, да и дома ли она сейчас?» К счастью, выручила знакомая продавщица, которая охотно согласилась оставить книги до обеда в магазине.

Не дававшие покоя комбайновые ножи Таня неожиданно получила в Сельхозтехнике без всякой волокиты. Обернутый жесткой черной бумагой и обвязанный бечевой сверток она не стала и разворачивать, знала, что ножи густо смазаны.

И тут ей опять повезло: по дороге со склада встретился муж Зины — Захар Черников. Он явно обрадовался встрече.

— Приветик! — закричал Захар при виде Тани. — Что за бандуру волокешь? Где остановилась? Уж не в гостинице ли?

— Пока нигде не остановилась, видишь, иду, — шутливо ответила Таня.

— Тогда твоим финишем будет моя квартира. Зинка с ума сойдет от радости. Прямиком и двигай. У нее выходной.

— Мне еще по магазинам надо.

— Тогда давай мне твою бандуру, в целости принесу после работы.

— Э-э, нет, не отдам, — воспротивилась Таня. — Это — комбайновые ножи. Без них мне…

— Я сразу смикитил, что это за тяжесть. Зачем они сейчас тебе? Косить здесь не будешь! Не робей, воробей, не потеряю, я ведь тоже отвечаю за уборку урожая, понимаю, что это значит. — И отобрав увесистый сверток, махнул рыжими космами. — Я запылил, Танюха, тороплюсь. Приветик — до вечера!

Вот как все удачно складывалось! В магазине культтоваров Таня купила для пионерского лагеря барабан, горн, несколько мячей разных размеров — еще одно поручение выполнила. Попутно захватила из книжного магазина свою связку и тогда лишь двинулась на квартиру к Зине. Со стороны казалось: идет не человек, а целый ларек культтоваров!

Зина была дома. Когда Таня со своими вещами вошла в небольшую комнату Черниковых, хозяйка, в коротеньком безрукавном халатике с открытой грудью, сидела на старом диване и что-то колдовала с платьем. В правом углу комнаты стояла неприбранная койка, постель на ней была так раскидана, словно на ней боролись. Полы в комнате не подметены, бесцветные занавески на окнах давно уж не были в стиральной машине…

Увидев подругу, Зина через голову швырнула платье, подбежала к Тане и хлопнула руками по бедрам.

— Чао, Танюша! Ты бы еще рояль примостила на спину! Откуда это с таким добром? — радовалась Зина, освобождая Танины руки от вещей.

— Шумбрачи, Зинок! — Таня обняла и поцеловала подругу. — Приехала на пленум райкома. А покупки — для своего пионерского лагеря. Ты уж прости, Зинок, немного потесню вас — нести в гостиницу очень уж далеко.

— Ты что говоришь, Танюша! И думать не смей! За целый век один раз приехала да и то просит прощения! — тараторила Зина, складывая в углу Танину поклажу.

Гостья все стояла у порога, прикидывая, куда бы пройти и где присесть. Зина заметила, проворно подхватила с пола свое платье, сунула под подушку, накрыла койку тоненьким одеяльцем, поправила на диване свисающий коврик и плюхнулась на него сама.

— Иди, садись, Танюша, мое золотко, вот сюда, рядышком. — Зина ладошкой похлопала по дивану. — Садись и рассказывай, как живешь. — И, опережая, сама торопилась выложить все свое: — Ты прости, мое золотко, у меня сегодня не очень урядно в комнате. Дай, думаю, хоть один выходной ничего не буду делать! Сама знаешь, какие бабьи дела: койку убирай, а потом стели, полы подметай и мой, пыль вытирай, стирай-полоскай, жрать готовь-подавай. Тьфу, надоело все это! Душу успокаиваю только тогда, когда сажусь писать…

— Кому ж посылаешь письма-то, если не секрет? — улыбалась Таня.

— Чао, какие письма! Я и не помню, когда и кому писала письма. Стихи, стихи, Танюша, стала писать!

Таня недоверчиво посмотрела на подругу, Зина не дала ей и рот открыть:

— Помнишь, когда учились в школе? Помнишь, был у нас учителем эрзянской литературы поэт? Погоди-ка, как уж фамилия ему была? Да вот на кончике языка вертится, а припомнить не могу… Потом он в Саранск жить уехал. Там, ха-ха-ха, говорят, и жену свою бросил. Женился на молоденькой да красивенькой…

— А-а-а, Питерькайкин Абрам Арсеньевич? Как же, помню.

— Да, да. Питерькайкин, самый он! Поди, не забыла, как он на уроках читал нам свои стихи? И нас писать учил. Всякие там ямбы, дактили, рифмы! В голове ничего не осталось, а писать почему-то начала! По-моему, будто неплохо получается. Мой рыжий похвалил, заставил даже три стихотворения послать в Саранск, в редакцию журнала. А оттуда, понимаешь, отписали: «Не пойдут, в стихах нет поэтических фактов». И разберись, какие им еще факты нужны! Вот послушай-ка…

Зина соскочила с дивана, выдернула из-за зеркала на стене листок, положила на грудь правую руку.

Зина вдруг всхлипнула. Таня испуганно встала, но Зина засмеялась, усадила ее обратно на диван:

— Погоди, погоди, Танюша, это я от чувств! Ты только послушай, что будет дальше! Слушай, а то придет мой рыжий, помешает. Он всегда не в ту минуту приходит.