Станислав Новицкий - Запуск разрешаю! (Сборник)

Кино снимал Юрий Степаныч Высоцкий в день своего рождения. Точнее, к вечеру, когда мы (я, Степаныч, звукорежиссер и капитан судна) наконец из гостевой каюты выползли на палубу.

— Шобы нáчать, — не без труда выговорил Степаныч.

— Или начать? — уточнил капитан. В руках он держал початую бутылку «столичной». Полдюжины опустошенных бутылок скрылись до этого в кильватере нашего судна (у капитана была дурацкая манера выбрасывать порожнюю тару в иллюминатор).

Кое-как утвердившись на палубе, начали съемку. Чтоб не свалиться за борт, Степаныч держался за кинокамеру. Его, вместе с увесистым «Пентафлексом», энергично и весело с двух сторон подпирали я и звукорежиссер. Иногда, по матерной команде капитана, творческую группу страховали матросы. Они старались. Но все равно коварная палуба то и дело ускользала из-под наших ног. Сильно качало.

В зале на бледном экране в туманной дымке появилось что-то вроде судна.

— Это мы успели снять с баркаса до второй, — тихо объяснил кому-то сидевший за мной звукорежиссер.

— Прошу внимания, — сказал Фрайман.

Действие перенеслось на борт траулера. Телов комментировал пленку со сцены.

— Что здесь? — голос цензора напомнил звучание дикторского текста в фильмах по гражданской обороне. — В размытом фокусе объектива мы наблюдаем водоем. Возможно, это море. Художник не дает нам однозначного ответа. Чей корабль? Присмотримся. Не видно. Каким водоизмещением? Приглядимся. Не ясно. Сколько и какой рыбы поймано? Не известно. Где происходят события? В прибрежной зоне? В нейтральных водах? В открытом океане? Ни своим, ни врагам, — цензор сделал многозначительную паузу, — не разобраться.

Он взял со стола указку и начал водить по экрану:

— Отмечу особую, тонкую невыразительность материала, интеллигентную сдержанность художественных средств. Картинка мягкая, неустойчивая. Береговая линия в кадре отсутствует. Маяк, естественно, не просматривается. Людей на палубе нет. Всякая идентификация невозможна. Одним словом, как всегда, отличная работа.

Экран погас. Свет в зале озарил смущенное лицо Высоцкого. Всем очевидно — по недосмотру техконтроль пропустил в эфир абсолютный брак. Облик чиновника, напротив, выражал радостное удовлетворение.

— От Управления по охране тайн в печати спасибо, огромное спасибо вам, дорогой Юрий Степанович! — цензор вручает оператору ценный подарок и деньги в конверте. Энергично трясет его вялую руку.

В зале аплодисменты и смех.

— Чего смеетесь? Все бы так снимали. Учитесь у настоящего мастера!

Группа операторов на задних креслах ржет, давится и медленно сползает на пол.

На крупный судостроительный завод приехали участники кинофестиваля — известные режиссеры, актеры, сценаристы. Для звезд отечественного кино экскурсию по цехам решил провести сам генеральный директор.

Им оказался высокий, осанистый, дородный мужчина с круглым лысым черепом. Несмотря на преклонный возраст, он легко спустился по широкой лестнице заводоуправления. Двинулся навстречу гостям, отделившись от небольшой свиты помощников. Во всех его повадках чувствовалось умение руководить, командовать, подчинять. Орденские планки на груди свидетельствовали о немалых заслугах. Две звезды Героя Социалистического Труда внушали особое уважение. Голос директора звучал твердо и убедительно.

— Дорогие гости, — заканчивая приветственную речь, обратился он к разноцветной группе киношников, вносившей явную дисгармонию в темно-серые, унылые краски завода, — давайте договоримся сразу. Предприятие наше относится к военно-промышленному комплексу. Многие виды продукции секретны. Все, что можно, я показываю. Кое о чем рассказываю. После экскурсии, когда вернемся в мой кабинет, вы зададите интересующие вопросы. Очень прошу не перебивать, иначе к вечеру не управимся. Согласны?

Все дружно закивали.

— Вот и прекрасно. Замечательно!

Группа начала медленно передвигаться от одного цеха к другому. Генеральный без умолку рассказывал славную историю завода. Он был горд и счастлив. Долго говорил о том, как раньше со стапелей в моря уходили только «грозные подводные лодки», а теперь предприятие спускает на воду «современные траулеры». Эти траулеры удержали завод на плаву в нелегкие годы перестройки… Сейчас траулеры составляют двадцать процентов…

Киношники нехотя слушали, уткнув лица в поднятые воротники. От пронизывающего холодного ветра слезились глаза. Никто не вникал в детали. Лишь однажды руку подняла молоденькая артистка.

— Разрешите вопрос?

— Девушка, мы же договорились, — с укоризной напомнил директор. — Все вопросы потом.

Он с видимым неудовольствием замолчал. И даже отвернулся в сторону. Будто искал на краю горизонта оборванную нить разговора. Вдали виднелись черные полузатопленные корпуса субмарин. Маячила недостроенная газовая платформа. Ржавый искореженный авианосец стоял у причала, молча подавая сигналы бедствия. Чайки дремали на макушках неподвижных радаров. Порывы ветра раздували их белое оперение.

Как бывалый оратор, генеральный директор выдержал паузу. Дождавшись общего внимания, продолжил:

— Так вот, еще два года назад мы выпускали восемь траулеров. В текущем сделаем не менее шестнадцати. Как видите, рост сто процентов. Траулеры мы в основном изготавливаем на экспорт…

— Извините, но я все-таки хотела бы узнать, — вновь подняла руку артистка…

Директор осекся. Возникла напряженная пауза.

— Видите ли, девушка, — чуть раздраженно сказал он, — как вам уже известно, наш судостроительный завод работает на оборонную промышленность. И так это предприятие устроено, что здесь со дня основания сохраняются воинский порядок и дисциплина. Тут по-другому нельзя. Понимаете?

— Я только хотела…

— И раз мы договорились, что сначала я объясняю, а потом вы спрашиваете, то так и должно быть. А если штурвал вращать одновременно в разные стороны, то даже в штиль и при всем моем к вам уважении корабль обязательно сядет на мель. А в шторм — разобьется о скалы. Понимаете?

— Я всего лишь…

На девушку со всех сторон зашикали коллеги. Начали стучать по часам: «Время!» Сам режиссер Абашитов, зашевелив усами, посмотрел на нее строго и неодобрительно.

— Так вот, — продолжил директор, — траулеры мы поставляем в Финляндию, Швецию. Норвегию… Водоизмещение самого крупного траулера…

Директор рассказывал долго и увлеченно. По всему чувствовалось, что завод — его дом, радость, гордость. Работа — единственный смысл трудной, героической жизни. Похоже, он был убежден, что тысячи людей хотят оказаться на его месте. Мечтают заниматься таким интересным делом. А повезло только ему. Одному. Избранному. Бывает же такое счастье…