Дэмиан Лэниган - Стретч - 29 баллов

— Ладно, даю десятку. Я заплачу тебе десять фунтов, если ты со мной немного поговоришь. Так устроит?

— У вас действительно все в порядке?

Я уже рылся в карманах.

— Абсолютно. Я даже заплачу тебе вперед.

Я шлепнул по стойке побитой молью десяткой.

Мохаммед посмотрел на нее, шумно принюхался и забрал деньги.

— Я готов.

— Вот видишь? Отлично. О чем будем говорить?

— Наверное, вам лучше самому выбрать тему. Я про вас ничего не знаю.

— Ну что ж Тогда начнем с этой книги.

— А это обязательно?

— Я никогда не читал Чехова.

— И не читайте. Дерьмо, в принципе.

— Что именно ты читаешь?

— «Чайку».

— О чем она?

— Послушайте, сэр, это на разговор не похоже. Я чувствую себя как на уроке.

— Что ты заладил, «сэр» да «сэр». Зови меня Фрэнк. Ладно, не говори, о чем книга, скажи только, почему она — дрянь?

Мохаммед вздохнул и сложил губы уточкой.

— Они такие, блин, все жалкие. Сидят себе в большом имении, смотрят всякие пьесы и непрерывно рассуждают про то, какие они жалкие.

— Звучит вроде бы неплохо.

— Какой там неплохо. Говно. Ты только послушай начало: «Отчего вы всегда ходите в черном?» — «Это траур по моей жизни».

— Похоже на «Смите» [75] Рок-группа из Манчестера. .

— Это еще кто?

Я испытал легкий шок, но решил не заострять внимание.

— Бог с ними, была такая плаксивая группа в восьмидесятые годы.

— Вот-вот. Поэтому я и не люблю Чехова. Плаксивый русский сукин сын.

— Я думал, что все тинейджеры любят поныть.

— Не, мои друзья не такие. Им скучно, но они не ноют.

На мгновение течение беседы прервалось.

— Вот видишь, разговоры говорить — это не страшно.

— Нормально.

Мне решительно понравилось описание Чехова.

— Можешь дать почитать?

— Не-е, извини, приятель. Завтра надо вернуть, а я еще не закончил.

— А еще можешь что-нибудь процитировать про жалкость?

— На кой тебе?

— В свободное время я коллекционирую жалкие изречения. Вот и подумал, может, там еще есть?

— Тебе, приятель, надо сначала с самим собой разобраться.

— Ладно, давай. У меня настроение поднимется.

— Знаешь, когда ты вернулся, я думал, что ты будешь просить пожить на халяву, но ты еще более странный.

Мохаммед, надувая щеки, немного полистал книгу.

— Как насчет этой? «Через двести тысяч лет ничего не будет». Кому, на фиг, какое дело, что будет через двести тысяч лет?

— Неплохо. Действительно жалко, но как-то без связи.

— Зато довольно бессмысленно, верно?

— Бессмысленность — не то же самое.

— Хорошо. Найду получше.

Мохаммед взялся за дело старательно. Не знаю, как он, но я развлекался от души.

— Вот, нашел. Не знаю, понравится тебе или нет. «Женщины не прощают неуспеха».

— О-о, это хорошо. Про деньги точнехонько ухвачено. Бальзам для души.

Я стукнул себя по груди и согнулся в припадке кашля.

— У меня пока была только одна девчонка, я ее бросил, когда она спуталась с моим другом.

— Ты поступил как человек чести, — выдавил я сквозь конвульсии. — Сколько времени еще осталось?

— Минут пятнадцать.

— Великолепно.

Опять наступило молчание. Мохаммед явно терял интерес, пришлось подбросить ему вопросик.

— Как ты думаешь, что мне делать?

— Ты это о чем?

— О том, что приходится платить незнакомым людям, чтобы просто поболтать, о том, что живу в гостинице на Ml, что понятия не имею, как быть дальше.

— Вот блин. Не знаю. Домой вернуться?

— Нет у меня дома.

— Ты же вчера адрес называл.

— Да-да, но я там не живу. Мой настоящий дом — «воксхолл-кавалер» 1979 года выпуска.

— А если поехать к маме с папой?

— Нет у меня такой возможности.

— К друзьям?

— Одни мудилы.

— Должен же быть хоть один нормальный.

— Они все нормальные, просто мудилы. Сразу не объяснишь.

На лице Мохаммеда обозначилась задумчивость.

— Я, право, не знаю, сэр. Мне всего семнадцать лет.

— Ничего. Извини, что спросил.

— Грустно, если нельзя съездить к друзьям.

И тут я вспомнил. Билл Тернейдж Пилилка-Строгалка. Я не только мог поехать к нему, он сам просил приехать в гости. Эдакая пасторальная интерлюдия в Суффолке. Навру что-нибудь, почему уехал из города, заплачу за постой, а тем временем придумаю, как стать пэром. Или хотя бы как вернуться в цивилизованное общество. Не буду утверждать, что идея меня окрылила, но теперь было как-то легче сказать Мохаммеду «до свидания».

— Кажется, наговорился. Если ты не против, пойду спать.

— Хозяин — барин.

— Сколько времени еще осталось?

— Десять минут.

— Сдачу с десятки не вернешь?

— Еще чего.

— Ну ладно.

Я встал и направился к коридору, ведущему к моему номеру.

— Пока, Мохаммед.

— Пока.

— И спасибо.

— Хозяин — барин.

Звонить Биллу было поздно, я вынул его письмо из записной книжки и еще раз убедился, что он действительно приглашал меня приехать и пожить у него. Могло статься, что при беглом чтении я проглядел в эпистолярных зарослях пожелание «сгинуть, чтоб я тебя больше не видел». Да нет, вроде все понятно:

Я хотел пожелать тебе всего наилучшего и пригласить приехать к нам в Суффолк в любое время, у нас есть свободная мансарда (мой кабинет — я все еще пишу!) с диваном-кроватью.

Никаких подвохов.

На радостях я снова достал из мешка «Азиатские трусики». В детстве мне однажды сказали, что у японок вагины расположены поперек лобка, как рот. Хотя хорошее знание биологии напрочь отвергало такой оборот дела, в мозгах застряло туманное сомнение, ведь дыма без огня не бывает. Возможно, какое-нибудь горное племя сохранило сей анатомический курьез. «Азиатские трусики» служили слабым подспорьем в такого рода исследованиях, все треугольнички на фотографиях были правильной формы. Тем не менее, пока я листал журнал, яркий образ не уходил. Через десять минут занятие мне наскучило. Я почувствовал непонятную опустошенность. Сознание отделилось от тела и смотрело на меня сверху вниз от спинки кровати. Двадцать девять лет, а ты все еще читаешь «Азиатские трусики»? Неужели ни на что больше мозгов не хватает? Дотянись до звезд! Я встал с кровати и сунул несчастный журнальчик в мусорную корзину в туалете, предварительно завернув его в полиэтиленовый пакет, чтобы уборщица (с которой я никогда не встречусь и которая понятия не имеет, кто жил в этом номере) не подумала обо мне плохо.

Затем я лег, выключил свет и постарался настроить мысли на конструктивный лад. Очень быстро я оказался среди электрических огней мира сновидений. На этот раз огни куда-то звали, они освещали широкую дорогу, ведущую к целительной сельской идиллии Суффолка.

— Господи, да ты действительно живешь у черта на рогах.