Лесли Уоллер - Банкир

Откинувшись на банкетке, Палмер на минутку закрыл глаза в надежде, что чувство неловкости наконец пройдет. Бернс ничуть не смущен, почему же он должен терзаться сомнениями. Палмер открыл глаза и снова принялся изучать Бернса.

Он был примерно одного возраста с Палмером – что-нибудь около сорока пяти, темный оттенок его кожи как-то не вязался со светлыми, цвета спелой ржи, короткими волосами. Курчавая шевелюра Бернса была старательно зачесана назад без пробора. Палмер с интересом наблюдал за тем, как быстро менялось выражение этого подвижного лица: его костная структура отчетливо вырисовывалась под кожей, хотя все острые углы были как бы сглажены и смягчены.

Палмер решил, что такое лицо может быть только у человека, который очень нуждался в детстве, точнее, был беден в самом примитивном смысле этого слова – беден до нищеты. Позднее – и, по-видимому, это произошло сравнительно недавно – тонкий жировой покров смягчил черты его лица, истощенного нуждой. Однако смягчил не полностью. И разумеется, печать нужды не могла исчезнуть бесследно. У Бернса был тонкий нос с удлиненными алчными ноздрями. На гладком, лишенном морщин лице выделялись большие глаза в светлом обрамлении не тронутой загаром кожи – по-видимому, след от больших защитных очков. Палмеру казалось, что именно рот придавал лицу этого человека выражение жестокости и неуязвимости. Узкие и жесткие в состоянии покоя губы принимали совершенно иной вид, когда Бернс начинал говорить. Его рот мог раздвинуться и затвердеть, как, например, во время разговора с Бэркхардтом. Его губы то надувались, то забавно морщились, когда он излагал содержание досье Палмера. В данный момент губы Бернса, мирно настроенного и непринужденно беседовавшего с человеком, к которому, видимо, питал доверие, почти не двигались.

Палмер пришел к выводу, что Бернс в общем-то человек по-своему интересный, даже элегантный, но со странностями. А нарочитая мимика не только служила для него маскировкой, но и мешала ему самому постичь подлинную суть собственного характера, а подчас и намерения. Даже светлые волосы были, как видно, частью его маскировки. И все же, осмотрительно напомнил себе Палмер, где-то глубоко внутри у этого человека была запрятана его подлинная сердцевина. Несмотря на претенциозность и мелкое тщеславие, Бернс не смог бы достичь своего нынешнего положения, не отдавая себе отчета в том, кем и чем он в сущности является.

Взяв со стола свой стакан, Палмер обнаружил, что он пуст. В ту же минуту около него выросла фигура официанта, который, вопросительно изогнув бровь в сторону пустого стакана, все же сделал вид, что боится помешать телефонному разговору Бернса даже коротким: «Еще, сэр?» Палмер утвердительно кивнул, решив принять участие в этой небольшой пантомиме, недоумевая, однако, какие именно специфические качества Бернса позволяли ему вовлекать здравомыслящих людей в затеваемые им повсюду театрализованные представления.

– Шотландское виски с содовой,– произнес он нарочито громким голосом, желая освободиться от состояния транса, в котором пребывал, и не без удовольствия увидел, как вздрогнул от неожиданности официант.

– …и не думайте про воскресное выступление…– сосредоточенно жужжал в трубку Бернс.

Сделав заказ, Палмер принялся внимательно разглядывать запонки Бернса. Каждая из них представляла собой оправленную в золото модель структуры атома, элементы которого были великолепно выточены из сапфира и четырех крошечных бриллиантов. Слегка прищурившись, Палмер старался отчетливей рассмотреть детали узора.

Наконец Бернс опустил телефонную трубку на рычаг.

– Линии на Каракас заняты,– проговорил он небрежно.– Ах, вот что вас заинтересовало? Это моя эмблема.– Отстегнув запонку, он поднес ее ближе к глазам.– Углерод,– нараспев произнес он.– Углерод, без которого существование жизни на земле было бы невозможно,– добавил он торжественно.– Бесценный божий дар человеку, разумеется, если не считать самой жизни.

– Значит, сапфир – это атомное ядро, а бриллианты – электроны,– сказал Палмер.

Рот Бернса, приоткрывшийся было для того, чтобы заговорить, на мгновение снова сомкнулся и холодно застыл, но тут же расплылся в улыбку приятного изумления: – Лэйн был прав. Вы слишком умны для банкира. Однако эта штучка имеет и другое значение.– При этих словах Бернс повернул руку так, что бриллианты метнули острые голубовато-белые лезвия света прямо в глаза Палмеру.– Сапфир – это человек, индивидуальность. Бриллианты прикованы к нему на всю жизнь. Это – здоровье, богатство, друзья и деньги, четыре элемента счастья.

– Здоровье, богатство, друзья и деньги? – переспросил Палмер. Он не был уверен, правильно ли расслышал.

Бернс пристально глянул на него, и его желтоватые глаза чуть потемнели.– Именно так,– сказал он.– Губы его на мгновение сжались, как бы утверждая и в то же время отвергая какие-то противоречивые мысли. Затем Бернс сказал: – Я думаю, нет нужды объяснять финансисту разницу между богатством и деньгами.

В этот момент появился официант, который принес виски Палмеру, и он снова откинулся на спинку банкетки.

Бернс не прикоснулся к своему бокалу.

– Деньги – это то, чем обладаешь, и если их достаточное количество и держишь их в течение достаточно длительного периода, то они превращаются в богатство,– сказал Палмер.

Бернс покачал головой.– Позвольте мне стать вашим финансовым советником,– сказал он.– Деньги – это то, что я имею. Богатство – это то, что я, умирая, оставлю своим детям.

– Или,– продолжил развеселившийся вдруг Палмер,– деньги – это то, что мы тратим, а богатство – это что сберегаем.

– Нет. Деньги – лишь удобрение. Богатство же – собранный урожай.

Бернс наклонился над столом, и бриллианты в его запонках щедро заискрились.– Скажите, Вуди, почему я не могу говорить таким образом с Лэйном Бэркхардтом? – спросил он.

Палмер прищурился, затем взглянул ему прямо в глаза:

– А у вас это действительно не получается?

– Разумеется, нет. Мы никогда не ладили. В чем тут причина?

– Но вам лучше знать, ведь вы работаете с ним гораздо дольше, чем я.

– А вы знаете его с детства,– отпарировал Бернс.– Так какой же всетаки будет ответ?

– Думаете, я сказал бы, даже если бы я знал? – ответил Палмер вопросом на вопрос.– Да и вы никогда не скажете мне, откуда знали, что я именно тот человек, о котором вы должны были собрать соответствующую информацию. Это область профессиональных тайн.

Бернс мгновение помолчал.

– Если я все же расскажу вам, то вы должны обещать мне, что об этом не узнает ни одна живая душа.

– Не могу обещать,– ответил Палмер, которому показалась забавной неожиданно наивная торжественность в голосе собеседника. Ему вспомнилась клятва верности, произносимая нараспев мальчишками, которые затевали какое-нибудь тайное общество.– Вы же понимаете.