Александр Попов - 54 метра

— Придурки! Что я на построении командиру скажу?! Смешно?! Как я объясню, что САКА говном воняет?! Крюк, ты, небось?! Твой подчерк, тоси-барбоси!! Я тебе всю твою челку повыщипываю, словно перышки!!! ПАРАМОН, тебе смешно?!! Конечно, смешно!!! Тебе ведь невозможно провалиться в такую большую дырень, ты же жирный. Твоя жопа такая огромная, что можно будет спрятаться под ней, если дождь пойдет!! Ты, наверное, срать в лес ходишь?! Боишься, что доски не выдержат? А Летун думает, что медведь недалеко бродит! Попов, хватит ржать, как лошадь! У тебя тоже фантазии море на подобные творческие зарисовки! Китель, ПИСЯ сраная с ямочкой на подбородке! Дитя ортодоксальных евреев, занесенное к нам в училище! Я тебя сам пометом закидаю! Пойми, это не израильская армия, вали к себе в Тюмень или откуда ты там! О, ГОРОБЕЦ-ПИЗДЕЦ, тоже в юмористы подался? Петросяна пересмотрел? Я быстро тебе башку поправлю в нужное русло! САКА, скажешь, что поскользнулся, упал и перепачкался, понятно?!! А потом пойдешь стираться и мыться!!!

САКА, думая, что теперь за его спиной нехилая протекция, начинал «выеживаться» и задирать остальных, забывая свое место в стае. Ведь Слобоцкий обладал непревзойденным талантом драться. Но через час после этого его успокаивали, запихнув в тумбочку, забив ее гвоздями, и ставили ее рядом с выездом из лагеря, где прыгающая и голосящая тумба никому не мешала. Как он туда помещался? Понятия не имею. Но горе-Коперфильд выбирался из западни и уже присмиревший появлялся в роте спустя час.

Огромные, больно кусающие мухи, называемые слепнями, ловились и приручались как тамагочи (японская карманная игрушка-брелок, внутри которой живет виртуальное домашнее животное). На них накидывались поводки из ниток, а потом их выгуливали, как собачек очень карликовой породы с крылышками. Ночью они спали в коробке в нагрудном кармане нашей одежды. Но они быстро умирали, потому что не хотели есть перловую кашу (через хоботок не пролезала). Некоторых слепней просто ловили и крепили к ним развевающиеся плакаты с обидными высказываниями в адрес пьяных «от свежего воздуха природы» училищных офицеров. И были причины так делать.

Например, Яблоков, капитан третьего ранга (майор) очень любил прогуляться по владениям в бессознательном состоянии. Разок мы так сидели, когда его нечеткое, оплывшее жиром тело, с треском раздвинув пузом кусты, пересекло аллейку и, шатаясь, скрылось в чаще леса. Через несколько минут тело, видимо, справившись с управлением, попыталось снова появиться на дорожке, но, похоже, снова было занесено в сторону, обратную предыдущей, и, с треском ломая сучья, исчезло в лесополосе. Если бы не кремовая рубашка, блекло отдававшая поносным отблеском в ночи, мы бы подумали, что это медведь. А так сидели и ждали, когда дежурный по лагерю все-таки дойдет до нас, и повторяли про себя доклад о том, что происшествий не случилось.

Вывалившись из очередного «терновника», Яблоков предстал перед нами, опухший от плохой работы печени, не справляющейся с количеством спиртного, и от укусов комаров, облаком витавшими над Его Высочеством. Пендаль, заступивший вместе со мной в этот наряд, уже, было, попытался открыть рот, чтобы озвучить доклад, как резко получил удар в челюсть и покатился по земле. Быстро для своей тучной комплекции Яблоков выкинул вперед ногу, целясь в меня. Но я увернулся, а его ботинок улетел в ближайшую березку, слетев с ноги владельца и оголив дырявый носок с белеющим большим пальцем, торчащим в направлении звездного неба. Третий наш товарищ не стал испытывать судьбу и сделал несколько шагов назад, исключая возможность контакта с конечностями представителя местной радикально настроенной оппозиции. Набрав полные легкие воздуха, пИдагог попытался нам что-то сказать: «Мнехзжпрве…хм-мм…щлооирххфкмд…эхх».

В моей голове возник перевод: парле ву франсе, месье? (вы говорите по-французски, месье?) Все к этому времени поднялись и заняли более удобную оборонительную позицию. Яблоков, видно осознав, что по-французски никто не «монплизир», быстро нагнулся к нашему костру и схватил самую большую горящую ветку. Теперь он, как воинственный джедай с лазерным мечом, рассекал темноту ночи, пытаясь дотянуться до нас своим оружием. Гигантская панда танцевала танец огня, припрыгивая и поджимая ногу без обуви. Но воин средневековья быстро выдохся, пытаясь поразить «клан ниндзя», укрывшийся за деревьями и кинувший в ответ ботинок, принадлежавший джедаю-панде. Ботинок при приближении был рассмотрен как угроза и мастерски отбит, как в бейсболе, осыпав себя искрами. Проследив стеклянными глазами траекторию полета ботинка, Яблоков, качаясь, направился в ту сторону. За это он на следующее утро был обмотан туалетной бумагой (его же), словно мумия, а его машина была оттолкана подальше в лес, где он ее долго искал. Теперь представьте, какие у пИдагогов становились лица, когда с отчетливым «з-з-з» на построении всех рот пролетал плакат, на котром красовался один из множества возможных лозунгов: «Летун — ПИДОРАЗ» (все почему-то пишут «З» на конце, наверное, для усиления смысла), «Яблоков — МУДАК», «ВСЯ ВЛАСТЬ СОВЕТАМ» и другие подобного содержанию…

Однажды наш взвод заступил в наряд по камбузу, который, словно проклятый особняк из голливудского кино, находился на возвышении и обшарпанной краской встречал своих гостей. Каждому раздаются обязанности на следующие сутки. А меня, помимо этого, камбузный мичман (повелитель картофелечистки) как особо не любимую падчерицу направил на прочистку неостывшего дымохода. Глядя на свои плечи и габариты в зеркале, я не представлял, по каким критериям он меня отобрал из трех дюжин остальных, многие из которых были меньше размерами. Наверное, и вправду, не очень меня любили все эти Командиры авторучек и Генералы бумажек.

Я весь день лазил в печном проходе, как глист в заднем. Туда-сюда. Выгребал ведра золы, которой дышал, потея в горячих узких застенках. Сюда-туда. Мичман пообещал мне потом, возможно, душ, и я старался. А когда закончил, он развел руками: мол, где я тебе вечером горячий душ достану? И пошел я в сумерках к озеру мыться. Себя со стороны не видел, но подозревал, что выгляжу достаточно жутко для впечатлительных особ. Такая и встретилась в зарослях камыша в виде нашей учительницы по русскому языку и литературе. Она сидела в шлюпке вместе с каким-то офицером, источающим флюиды любви под кваканье лягушек.

Сгущались сумерки, граничащие с ночной темнотой, в которой кажется, что за каждым деревом таится призрак. Казалось, что каждый шорох и шелест ветки — это чье-то неосторожное движение. Казалось, что нечто страшное и загадочное затаилось в темноте леса. И вот, представьте, что это «страшное и загадочное», чтобы никого не смущать, отошло подальше от проторенных троп, чтобы ополоснуться водой и смыть щипавшую маску со своего лица. И попало в неудобную ситуацию. Незаметно уйти? Или деликатно кашлянуть, обнаружить себя и извиниться, а после удалиться? Не знаю, почему остановился на втором варианте. Я закашлял: «Кхе-кхе». Но из-за забившихся в дыхательные пути пепла и золы, это получилось очень сухо и сипло, как стон неприкаянного духа. Каркнув, я попытался сплюнуть черную слюну из древесного угля, скрипевшего у меня на зубах, но та повисла у меня на подбородке, тягуче растягиваясь к земле. Влюбленные обернулись на страшный звук и увидели (их описание) нечто серое (пепел и зола) с черными глазницами (тер возле глаз кулаками) и с кровью, текущей изо рта (неудавшийся плевок), стоящее в темноте у самого края озера.