Александр Попов - 54 метра

в четвертых, покажешь стае слабость — заплюют и растопчут, а может, загрызут.

Почему САААВЕЙ? Фамилия его была Соловко. Все его называли Сака — даун или просто Сака. И возможно, его бы меньше трогали, но САААВЬЮ постоянно мерещились собственная гениальность и хитрость. Он все время пытался обмануть хоть в какой-нибудь мелочи, окружающих его людей. Выглядело это как потуги ребенка объяснить родителям, что мороженое съела кошка, будучи по уши в нем. Дальше следовало короткое и громкое «САКА!» и звонкий хлопок по плоскому затылку, после которого звучали его возмутительные ругательства в стиле «Бйа! Сухи! Пииаасы!»

На построении его очень любили поджигать позади стоящие. Зажигалка подносилась к форме, и уже через 30 секунд пламя охватывало всю спину. Он еще не чувствовал жар огня, как его все дружно начинали тушить шлепками по спине и затылку (так, на всякий пожарный). Построение прерывалось, и под бурные овации и улюлюканье тушением занимался весь взвод. Это был святой долг каждого — спасти САААВЬЯ (на заднем фоне играет «Боже, Царя храни»). После этого он занимал свое место в строю и на инопланетном языке пояснял, что он обо всех нас думает.

— Ну, мы же тебя спасли от смерти, Сака-Бруно-Галлилей.

— Бъйать, если пы ни фы, йа пЫ ни сакоеся.

— Ну, прости нас. Мы как-то не учли. — В этот момент его начинали поглаживать по голове десятки рук, залепляющих его нос, рот и глаза, отчего он еще больше бесился. — Мы больше не будем. Честное слово. Ну, пожалуйста, не обижайся… И пока звучат эти слова, уже несколько зажигалок поднесены к его спине. А Сака писал в объяснительных, что у него редкое человеческое явление — самовоспламеняться при избытке статического напряжения…

Наверное, мы все сходили с ума, но это действительно было смешно. Вспоминаю, как СААВЕЙ проявил недюжинную смекалку и вышел из затруднительного положения в кафе при училище.

В каком бы кафе при училищах вы не оказались, называться оно будет «ЧПОК». Расшифровывалось это как Чрезвычайная Помощь Оголодавшему Курсанту. В нем можно было относительно недорого поесть — пирожков, колечек и сосисок в тесте. Конечно, тем, у кого есть деньги на приобретение данного вида товаров. Если уж быть до конца честным, цены в таких кафе превышали городские. Своего рода монополия на безвыходность военного. Хочешь? Покупай. Не хочешь? Иди в «самоход» и рискуй ради ценовой выгоды законопослушанием перед уставом.

При частом посещении заведения ты мог поесть в долг. Твое удостоверение осматривалось, и на фамилию записывалась сумма съеденного провианта. Так и делал одно время СААВЕЙ, но пришло время расплачиваться, а он ходил, как ни в чем ни бывало. Продавщица посмотрела в его стеклянные глазки подобно агенту ФСБ, и спросила: «Ты случайно не Соловко?» — и глазела на него так пристально, что любой другой уже бы признался во всем. Но… она не знала СААВЬЯ!!! В его мозгах копошилась изуродованная мозговая клетка. Представляю ее на костылях и в огромных очках, идущей к шкафчику с ответами. Вот она открывает дверцы, и на нее сыплется ворох покрытых пылью древних пергаментов. Она чихает и кашляет в этом облаке пыли, что-то бормочет, силясь прочесть манускрипты. Ее монолог: «Так, правила дорожного движения… пособие по чистке обуви… подробная инструкция гигиены рта… квитанция за коммунальные услуги… Что она здесь делает? Вот, нашла — правила вранья! Отлично, так, посмотрим, что написано…»

— Молодой человек, я к вам обращаюсь, — насквозь прокалывала его глазками огромная тетя. Времени не оставалось, мозговая клетка не успевала перелопатить справочник по вранью, вся надежда на себя. Вот хитрюга.

— Ни я, ио ощислили, а мая фамилия (здесь он делал гордый жест ладонью руки у груди, подобно вождю краснокожих или Гитлеру) СААВЕЙ!!!

Все, кто слышал этот диалог, прыснули так, что через носы потекли чаи и лимонады. Занавес…

После зимнего отпуска стали привозить хлеб, и порции помоев увеличились. Поэтому постепенно драки прекратились (всегда есть, с чем сравнить). По качеству это оставалось пищевыми отходами, но количество уже успокаивало нашу животную сущность и давало светлые надежды на будущее. Привычка есть со скоростью света и прикрывать рукой тарелку осталась почти до конца военных будней. Рацион составлялся явно гурманами и извращенцами.

Перловка, приготовленная десятками способов, оставалась перловкой. Ее в простонародье называли ЗУБАМИ и ПИЗ… (женскими половыми органами). Если всматриваться в ее формы, вы поймете…

Овес. Цельный, как лошадям, подавался с мутно-белой жидкостью, изображающей мутновато-белую жидкость. Парадоксы подавались с парадоксами. Начинаешь смотреть на еду как на что-то необходимое, но невкусное. Заглатываешь как топливо, необходимое для жизни, и перестаешь понимать своих школьных друзей, выковыривающих лук из жареного стейка.

Картошка. Она смотрит на тебя десятками злых глазков из кастрюли в канун поедания. Но картошка и есть картошка. Ничего про нее не скажешь. Только чистка четырех ванн картошки — действительно неописуемое занятие. Закидывают в ЦЕНТРИФУГУ огромное количество «патейтос» и крутят, пока не снимается слой кожуры. Поначалу ты сидишь и ковыряешь глазки вполне добросовестно. Но гигантское количество продукта морально размазывает тебя по кафельному полу, где уже течет крахмальная пена, смешанная с плевками и сигаретными бычками. И вот ты уже начинаешь кидать картошку в соседа, сосед в тебя, и получается полная неразбериха. В итоге на дне ванны покоится огромное количество «глазков», припорошенных белесо-чистыми овощами, ты с синяком от попадания картошки героически стоишь над этим озером безобразия и осознаешь, что это твое творение, плавно перетекающее в твой завтрашний обед…

Рис. Китайская прелюдия, превратившаяся в бесформенную кашицу, в которой кишели белесые черви с черными головками, называемые опарышами… Они умерли от температурных перепадов в кастрюле, но форму сохранили. И на вкус совершенно нормальны, но эстетика…

Макароны, серые и безжизненные, сопливыми сгустками собирающиеся в вашем рту, с такой же легкостью могли выскользнуть из вашего желудка обратно в тарелку из-за дохлой мыши, обнаруженной на ее дне…

Существует поверье, созданное умами военных, что за время службы солдат съедает столько овса, что начинает приставать к лошади. Так вот, я съел столько, что сам стал лошадью.

И снова к СААВЬЮ…

Есть такое наказание, как наряд на работу. Его можно получить за что угодно, от легкой небритости до музыкального испускания газов на построении. Когда склонившись над тобой и брызжа слюной, громко отдают распоряжение: «Я! Я приказываю вам не ПЕРДЕТЬ!!! Вы слышите?!!» А ты делаешь большие глаза и под хохот толпы являешь чудеса метеоризма. Дальше происходит примерно так: