Рене-Виктор Пий - Обличитель

— Да, конечно. Завтра в девять сорок пять мы будем все у церкви в Сен-Клу. Благодарю вас, мадам Арангрюд, за то, что, несмотря на усталость, вы все же приехали. Сейчас я велю проводить вас.

Сен-Раме поднялся. Его примеру последовали другие. Вдова усопшего откланялась и вышла. Через несколько минут генеральный директор возвратился и вновь занял свое место. Он вкратце изложил по-английски предыдущий разговор, что дало повод загадочному Ронсону еще раз нарушить молчание:

— Кто там фотографировал?

— В самом деле, — сказал Рустэв, — я припоминаю многочисленные вспышки, сверкавшие за колоннами.

— Совершенно верно, — подтвердил Рюмен.

— Так кто же фотографировал? — настаивал Ронсон.

— Не знаю, — ответил Рустэв. — В таких случаях всегда фотографируют. Я полагал, это входит в обязанности похоронного бюро. Так принято на всех траурных церемониях.

— Надо расспросить поодиночке всех, кто присутствовал в большом зале этой ночью, — заявил Мастерфайс.

С согласия американцев Сен-Раме объявил заседание закрытым.

— Я должен провести еще одно совещание, на этот раз с ответственными сотрудниками, — сказал он, как бы извиняясь.

— Постарайтесь узнать у них, откуда взялся этот фотограф, — сказал Мастерфайс.

— Да, но прежде я позвоню в похоронное бюро и спрошу у них.

Помрачневшие американцы, ни с кем не попрощавшись, покинули комнату. Но я слышал, как Мастерфайс проворчал: «Hell, where are we?», что по-французски значило: «Черт побери, где мы находимся?» Иначе говоря: «Во что мы влипли, черт возьми!»

После этого совещания фирму «Россериз и Митчелл» начала окутывать густая пелена подозрительности. Стало ясно, что предприятие пригрело на груди провокатора и, судя по некоторым признакам, он занимает ответственный пост.

Первый, кого я встретил, выйдя из кабинета Сен-Раме, был Ле Рантек, доверенное лицо дирекции. Итак, он оказался первым, на кого я решил направить свое подозрение, что потребовало, как вы увидите, изрядной доли воображения. Что представлял собой Ле Рантек? Среднего роста, брюнет с угольно-черными глазами, носивший обычно темные костюмы в полоску. Он выдавал себя за знатока экономики и был типичным представителем большой группы людей от тридцати до сорока лет, очень похожих друг на друга и живущих одной и той же иллюзией — будто они принадлежат к тем, кто умеет управлять и извлекать прибыли. Обладали ли они на самом деле этим умением? Обладали ли они подлинными знаниями и культурой? В этом не было никакой уверенности. Почти все окончили известные учебные заведения: Институт политических наук, Школу гражданских инженеров, различные коммерческие училища, а затем понабрались кое-каких сведений из крупных газет. Они усердно изучали передовые статьи разных писак, распространявших чужие идеи и повторявших избитые истины. Они наспех заучивали несколько общепринятых правил, позволяющих понять, что такое баланс и по каким законам развиваются компании; они приправляли свою речь ходовыми англосаксонскими словечками и выставляли себя напоказ, хвастаясь своими достижениями. Они объявляли себя экономистами и всячески подчеркивали свое презрение ко всем остальным. Они не желали нести никакой ответственности, но при этом старались занять видные посты поближе к правлению или генеральной дирекции фирмы. Они, как кролики, бросались наутек, лишь только им поручали руководить людьми и машинами, выпускающими продукцию. При всем том они не упускали случая дать совет по поводу методов, организации работы, а иной раз даже придумывали какие-то новшества Самый вид карты Соединенных Штатов, висящей на стене, доставлял им истинное наслаждение. Они повсюду трезвонили, что пошлют своих детей учиться только в США. Они постоянно упоминали имена людей, на чей авторитет без конца ссылались: Маклюэн, Маркузе, Гэлбрейт, Блок-Ленэ, — своих недолговечных кумиров, которые вполне могли бы обойтись без таких невежественных поклонников, никогда не изучавших и даже не читавших их работ! Ле Рантек сумел провести и Сен-Раме, и американцев. Он пользовался в фирме репутацией человека компетентного и образованного, но тот, кто присмотрелся бы повнимательней к его деятельности, обнаружил бы, что руководящий сотрудник Ле Рантек никогда ничем не руководил и ни разу ничего не организовал. Зато он без конца собирал сотрудников на совещания, где то и дело звучали слова вроде: cash-flow, staff and line, international management [5] Поток наличных денег, руководящие и рядовые сотрудники, международное управление (англ.). , капиталы, баланс, налоги, казначейство, акции, холдинг, Европа, Америка, Япония и т. д. И никто не поднял руки, чтобы коротко и ясно сказать: «На прошлой неделе я читал работу Маршалла Маклюэна под названием „Гутенбергова галактика“, или Д. К. Гэлбрейта „Новое индустриальное общество“, или работу М. Блока-Ленэ о партнерстве, и, мне кажется, их авторы утверждают как раз обратное тому, что говорите вы». Тот, кто осмелился бы заявить подобное, был бы неминуемо осужден собравшимися, ибо в те времена слова, сказанные в микрофон, считались непреложной истиной, свидетельствующей о могуществе и освобождающей от необходимости что-либо знать.

Ле Рантек, которого я встретил, выйдя от Сен-Раме, был явно взволнован. В первую минуту я даже испугался, что сотрудникам фирмы преждевременно сообщили о том, что у нас происходит, и это привело к беспорядкам, с которыми будет трудно справиться. Но нет. Ле Рантек бегал по коридорам, громко разглагольствуя о сое, говядине и международных экономических отношениях. По правде говоря, он мало смыслил в этих вопросах, но надо было быть очень тонким наблюдателем, чтобы это заметить.

— Можете себе представить, — сказал он мне, — на импорт говядины вновь установлена пошлина! Цены на какао и медь ползут вверх! Сырье скоро станет для нас недоступным! Я собираюсь созвать совещание с Аберо и Селизом и, возможно, даже пригласить патрона.

Вот так-то. Этот человек, не способный руководить ни учреждением, ни заводом, не имеющий ни малейшего понятия о производстве, не получивший никакого серьезного экономического образования и узнавший лишь из газет, как составляется государственный бюджет, решил собрать своих коллег, чтобы обсудить, какое значение имеет для нашего предприятия рост цен на сырье. В ту эпоху людей вроде Ле Рантека было великое множество. Тлетворный дух высокомерия, распространяемый генеральными штабами предприятий или министерствами, в большой степени порождался этими людьми. В те времена писатели, артисты, исследователи, ремесленники, техники и преподаватели подвергались осмеянию, как никогда раньше, только за то, что у них было мало денег. Но вот они пробудились и, внося путаницу и осложнения, убедили торговцев и спекулянтов, прятавшихся за золотой завесой, прислушаться к мольбам дотоле обреченных на молчание народов, у которых желания обострились от сладких обещаний хозяев торговли, промышленности и банков. Отдав все в руки государства, миллионы людей живут в ледяных тисках бюрократии. А отдав бразды правления бесчестным торговцам, миллионы других людей скатываются к упадку и вырождению. Бедняга Ле Рантек! Вспоминая эту жалкую фигуру, я надеюсь, что он исчез без больших мучений. И от души желаю, чтобы какой-нибудь милосердный призрак мимоходом набросил свое покрывало на его продрогшую душу.