Рене-Виктор Пий - Обличитель

— Соя! Говядина! Да, да! — ответил я этому мнимому последователю Гарвардской школы администраторов. — Я думаю, вы правы: цены на сырье скоро поднимутся.

Вероятно, он уловил в моем ответе явное безразличие, ибо заговорил нравоучительно:

— Я вижу, вы к этому относитесь легкомысленно, однако экономическая политика — основа всего. Как хотите вы играть видную роль, если ваши интересы не выходят за пределы вашего предприятия? Я не отрицаю, что беременные секретарши или психологическая атмосфера на предприятии — проблемы важные, но мне кажется, мы в «Россериз и Митчелл» тесно связаны с актуальными экономическими проблемами.

— Вы правы, — сказал я, — слишком многие руководящие сотрудники, в том числе и я сам, совершенно не сведущи в этих сложных вопросах. Попробуйте разобраться, — прибавил я, — выгодна ли для нас ревальвация франка! Разве можно составить мнение об этом, не имея солидного экономического образования?

Ле Рантек посмотрел на меня очень довольный. Он сразу стал любезным и даже предупредительным: взял меня под руку и соизволил проявить ко мне интерес.

— Дорогой коллега, — прошептал он, — мне кажется, вы чем-то озабочены. Что случилось? Неприятности с патроном? Если хотите, я могу все уладить.

Вот каким образом в те времена возникали связи на предприятиях. Ты признал мое превосходство в экономике, а я признаю тебя лучшим специалистом по человеческим взаимоотношениям. Сюзерен и вассал, взявшись под руку, дружно прохаживаются по коридорам: один мечтает о безраздельной власти, другой прикидывает, что он, пожалуй, вскоре сможет снять более дорогую и просторную квартиру.

А может быть, Ле Рантек и есть тайный обличитель? Я решил немедля испытать его.

— Послушайте, — сказал я, — вы читали то, что было написано в свитках, распространенных прошлой ночью?

— Да, прочел для очистки совести. Это нелепая бумажонка, видимо студенческая шутка. За последние три месяца мы приняли на работу немало студентов из коммерческой школы. Я уверен, это их проделка.

— А вы могли бы сами написать этот текст?

— Конечно, мог бы, — презрительно бросил он. — Это же азбука экономики, просто краткое описание обстановки, в которой действует современное предприятие, и тех трудностей, которые ему приходится преодолевать: рынки сырья, рынки потребительские, основные различия между капиталами, оборотом товаров, закон спроса и предложения; все это изложено несколько примитивно, но в общем правильно. Я с нетерпением жду продолжения, где речь пойдет о более тонкой материи: о финансовых учреждениях и администрации, а это куда сложнее.

— Вы с нетерпением ждете продолжения? — спросил я, сбитый с толку.

— Ну конечно, автор текста об этом предупредил. А вы сами прочитали?

— Да, прочитал, но я не так спокоен, как вы.

— А что вас беспокоит? Я же говорю, это просто студенческий розыгрыш.

— В таком случае, — ответил я, немного раздосадованный, — пойдите и скажите это шефу.

Я знал, какое действие окажет моя фраза. Ле Рантек нахмурился.

— Неужели шефа это беспокоит? Он вам сам сказал?

— Не то что беспокоит, но он поручил мне выяснить, откуда взялась эта проклятая бумажка. Итак, могли бы вы быть ее автором?

— Что вы хотите сказать?

— Мне кажется, я говорю ясно.

— Конечно, я мог бы ее написать, но я не допускаю мысли, что вы подозреваете во мне автора или даже инициатора подобного розыгрыша.

— Я отвечу вам на манер инспектора полиции, — сказал я, стараясь превратить все в шутку, чтобы он не вздумал затеять скандал. — Я подозреваю всех вообще и никого в частности.

Ле Рантек посмотрел на меня пустым взглядом, затем внезапно повернулся и вышел. Было далеко за полдень. Я остался один в маленькой строгой, но уютной приемной генеральной дирекции. Мне предстояла трудная задача: бесчисленные конфликты, дремавшие где-то в глубине нашего предприятия, начали пробуждаться, оживать и вскоре себя покажут. Итак, предстояла борьба Рустэва против Сен-Раме, Сен-Раме против Мастерфайса и особенно против Ронсона, уж не говоря о соперничестве между руководящими сотрудниками, а также о стычках между начальством и профсоюзами. Но мне показалось необычным, из ряда вон выходящим то обстоятельство, что все эти битвы разгорелись из-за трещины в фундаменте здания, похорон руководящего сотрудника и студенческой шутки Последние события ставили меня в особое положение — человека влиятельного и исключительно компетентного. Действительно, уладить эти вопросы было прямой обязанностью заместителя директора по проблемам человеческих взаимоотношений, стоящего на страже интересов фирмы. Дадут ли мне время подумать? Объяснит ли мне Сен-Раме свое поведение? А эта трещина? Я не видел ее со вчерашнего дня. Если я не буду наведываться в подвал по меньшей мере дважды в день, меня обвинят в бездеятельности. Я решил спуститься туда, перед тем как вернусь к себе в кабинет. Внизу я никого не встретил. В подвалах было темно, что меня удивило. Я направился к тому месту, где находится распределительный щит, и, осветив его зажигалкой, увидел листок с надписью: «Авария». Это было очень странно, и мне захотелось немедленно осмотреть трещину. К счастью, я знал все подвалы фирмы «Россериз и Митчелл-Франс», как собственный карман, и мог найти дорогу с помощью зажигалки. Минут через пять я заметил мерцание огонька в конце коридора. «Черт возьми, — сказал я себе, — если не ошибаюсь, именно там находится трещина». Я медленно продвигался вперед, и, сам не знаю почему, сердце у меня билось все сильнее. Когда я оказался в нескольких метрах от трещины, я погасил зажигалку и замер от изумления. Вокруг трещины кое-где уже были возведены леса, и это свидетельствовало о том, что работы начались. Но доски были освещены дюжиной свечей, что придавало лесам какой-то нереальный, полуфантастический вид. Возможно, когда произошла авария с электричеством, рабочие находились здесь и у них оказались с собой свечи? Но куда же они ушли? Я попытался найти какие-то разумные доводы, чтобы объяснить это странное явление. Не появилась ли у меня склонность давать фактам неправдоподобные объяснения? Ну кто, кроме рабочих, мог зажечь здесь эти свечи? И мне пришла в голову идиотская мысль, что эта освещенная свечами трещина напоминает окруженный канделябрами катафалк Арангрюда. Мне вдруг стало страшно, и я бросился вон из подвала. Подземный лифт находился как раз напротив двери фойе. Едва я добежал до нее, как вспыхнул электрический свет. Успокоившись, немного пристыженный, я вернулся назад. Трещина была на месте, доски тоже, однако свечи исчезли.

Много позже появилась официальная версия этих событий, принятая следователями, которые основывались на моих показаниях: рабочие, застигнутые врасплох аварией в электросети, воспользовались свечами, чтобы предупредить о начатых там работах, и убрали их, когда свет загорелся вновь. Мои толкования различных происшествий, которыми изобиловала в тот период жизнь предприятия, были названы «паническими». Тем не менее меня поздравили с таким активным пессимизмом, который по крайней мере доказывал мою неустанную бдительность. Словом, я все же осмотрел трещину и пришел к заключению, что Рюмен был прав: она увеличилась и в длину и в ширину. Я вернулся к себе, и секретарша сообщила мне, что в 17 часов состоится заседание директоров и заведующих отделами в конференц-зале № 4, расположенном в подвале, как раз рядом с трещиной. Я быстро просмотрел несколько второстепенных документов, ответил на письма и, ровно в 17 часов войдя в лифт, снова спустился в подвал. Сен-Раме сидел на председательском месте, Рустэв — справа от него, я — слева.