Рене-Виктор Пий - Обличитель

Я поставил будильник на шесть часов и лег.

Меня разбудил звонок. Однако это был не будильник. Звонили в дверь. Я уселся на кровати и взглянул на часы: половина четвертого. Кто бы это мог быть? Я встал, накинул халат и пошел открывать. На пороге стоял улыбающийся Сен-Раме.

— Извините меня, мсье… — пробормотал я. — Я немного вздремнул…

— Не извиняйтесь, вы правильно сделали, что легли отдохнуть, нам ведь предстоит трудная ночь; я долго не решался вас побеспокоить, но мне очень нужно было вас повидать. Я хотел поговорить с вами по поводу последних событий. Знаете, я очень ценю те разговоры, что мы ведем с вами наедине, особенно в последнее время.

— У меня такой беспорядок, может, вы присядете сюда?

Я указал ему на кресло в стиле рококо, стоявшее возле моей кровати.

— Если вы не возражаете, я хотел бы тоже ненадолго прилечь, — сказал генеральный директор, к моему удивлению. Он развязал галстук, снял башмаки и растянулся на моей кровати. А я уселся рядом — в кресло-рококо. Я никак не мог прийти в себя, глядя на этого человека, лежащего на моей кровати, человека, которого американцы называли одним из самых способных менеджеров в Европе и кому предсказывали блестящее будущее. Сен-Раме все больше возбуждал мое любопытство. Его манера держаться со мной скорее напоминала поведение друга, чем генерального директора могущественной фирмы. Интересно, знает ли он, что жена изменяет ему с Аберо? Мне все это еще казалось совершенно непонятным. А если не знает — должен ли я ему об этом сообщить? Сен-Раме долго молчал, и я не нарушал этого молчания. Полузакрыв глаза и заложив руки за голову, он, казалось, погрузился в мечты.

— Господин директор по проблемам человеческие взаимоотношений, — сказал он наконец тихим голосом, — вы знаете, каковы теперь планы руководящих сотрудников нашей фирмы?

Я не задумываясь рассказал ему со всеми подробностями о дневном собрании в «Гулиме».

— А, все же кое-кто обратил внимание на речь нашего дорогого Берни, значит, они еще не окончательно очумели от своих высоких окладов и сумм на непредвиденные расходы… Они все-таки вспомнили, что система самофинансирования и пульт управления сами по себе ничего не дают, а главное, не имеют никакого смысла, если не поставлены на службу человеку; человеком труднее управлять, чем целым отрядом электронно-вычислительных машин, не правда ли? Как вы думаете?

— Вполне согласен с вами, мсье.

— А женщину, — сказал он вдруг, совсем закрывая глаза, — заставить женщину полюбить тебя, пожалуй, еще труднее, нежели управлять мужчиной, верно? Как вы считаете, господин директор по проблемам человеческих взаимоотношений, можно будет когда-нибудь выбирать себе жену с помощью электронно-вычислительной машины? Мне кажется, это уже практикуется в некоторых брачных агентствах.

Этот насмешливый выпад меня насторожил. Я уже привык к ироничности Сен-Раме, его пристрастию к тонким намекам и понимал, что эту мысль он высказал не случайно. Может, он в курсе всего? В таком случае зачем он заговорил со мной об этом? Что он хочет от меня услышать?

— Почему вы заговорили со мной о женщинах? — задал я дурацкий вопрос.

— Потому что сегодня ночью речь пойдет о женщине, — ответил он многозначительно, — но я больше ничего не могу вам сказать.

Вдруг он поднялся и присел на край кровати.

— Господин директор по проблемам человеческих взаимоотношений, я хочу вам кое-что открыть, для этого я и пришел сюда. Слушайте внимательно: сегодня ночью меня попытаются убить… Я хотел, чтобы вы это знали. По существу, среди моих сотрудников вы единственный интересный и заслуживающий доверия человек; мне хотелось помочь вам во время расследования всей этой истории, но я не могу. Один или несколько человек попытаются меня убить. Не знаю, выйду ли я, или еще кто-нибудь, или все вместе — выйдем ли мы живыми из этой истории, но на случай, если вы уцелеете, я сообщаю вам, что уверен в таком исходе. Позже, если вам представится возможность восстановить правду или просто подтвердить ее, не забудьте о том, что я вам сказал.

— Но все же, — заметил я, мучительно стараясь вернуться к реальности, — что произойдет сегодня ночью? Откуда эти мысли о смерти? Уж не собирается ли Рустэв, воспользовавшись темнотой, заколоть вас кинжалом, чтобы занять ваше место? Кто может желать вашей смерти?

— Уж во всяком случае, не вы, это единственное, в чем я уверен… Что же до остального — посмотрим. А теперь мне надо уходить. Не портите себе кровь из-за моей жены, я знаю, что она спит с заместителем директора по прогнозированию, и знаю почему. На деле, как видите, хотя это и не бросается в глаза, я самый осведомленный человек на предприятии. Разве это не естественно? И не соответствует моей репутации? Разве я не генеральный директор?

С этими словами Анри Сен-Раме встал и, попрощавшись, удалился. Я тотчас пошел принять душ, но на сей раз эта процедура не придала мне бодрости. С затуманенной головой я снова отправился на предприятие.

Моя секретарша в сильном волнении вошла ко мне в кабинет и сообщила:

— Мсье, я не знала, куда вы ушли, идите скорей — президент Макгэнтер хотел вас видеть еще час назад.

«Каждый ведет свою игру», — подумал я. И в ту же минуту задал себе вопрос: уж не вовлек ли меня Сен-Раме в свою игру и не собирается ли Макгэнтер впутать меня в свою? Я как-то упустил из виду, что ни президент, ни генеральный директор не были невинными младенцами, и тот и другой добились успеха, раздавив на своем пути множество людей, и среди них было немало почти таких же умных и хитрых, то есть таких же циничных, как они сами, — такова была в те времена плата за восхождение по служебной лестнице в гигантских и транснациональных компаниях. И тут мне пришло в голову, что, вместо того чтобы наивно удивляться своей встрече в кафе с президентом компании в белом свитере или печалиться о судьбе генерального директора, мне лучше было бы позаботиться о собственной безопасности. Какая операция развертывалась на моем предприятии? Не было ли все это куда серьезнее и значительнее, чем я воображал? Для чего понадобилось президенту и генеральному директору тратить время на возню со скромным директором по проблемам человеческих взаимоотношений?

А может быть, сотрудники штаба, так же, как и я, были лишь игрушками в руках этих господ? Пешками в игре, смысл и правила которой ускользали от нас?

Ральф Макгэнтер принял меня в кабинете Ронсона. Он был один. Я уже вполне овладел собой и теперь был полон недоверчивости и агрессивности. Макгэнтер встал мне навстречу.

— Итак, господин обличитель, как вы себя чувствуете?

Я решил больше не вступать на этот опасный и скользкий путь и решительно возразил: