Рене-Виктор Пий - Обличитель

— Что он говорит? — спросил Макгэнтер.

— Он говорит, что можно спускаться, — ответил Ронсон.

Один за другим мы спустились на дно колодца и снова оказались в таком же узком и скользком коридоре, как и предыдущие, только на этот раз он шел почти горизонтально. Мы снова двинулись друг за другом. Коридор сужался. Вскоре мы убедились, что можем продвигаться вперед только ползком. Дышать стало тяжело, казалось, что нас давят эти своды. Мы ползли друг за другом в полном мраке, утопая в грязи, и фонари нам почти не помогали.

— Аберо, — сказал Макгэнтер, — поглядите на свой план и скажите, куда выходит этот чертов ход; если он никуда не ведет, мы тут все задохнемся, право же, не стоит искушать судьбу.

— Я знаю план наизусть, господин президент; еще небольшое усилие, и мы выйдем к подножию холма, или маленькой подземной горы; она похожа на вулкан, через ее «кратер» мы вновь спустимся вниз, после чего уже не встретим никаких особых препятствий до самого черно-зеленого мраморного склепа на кладбище Пер-Лашез. Я полагаю, что у подножия этой горки мы найдем орудия преступления, которых не хватало в галерее, а быть может, и документы. Мы должны усилить наблюдение друг за другом, ведь провокатор, быть может, скорее боится, что найдут документы, чем орудия.

— Хорошо, — сказал Макгэнтер, — только не дайте ему возможности сбежать. Ронсон, ползите последним; Востер, ползите первым. Вперед!

Расставив по местам двоих американцев — единственных людей, которым он, как видно, полностью доверял, — Макгэнтер прокудахтал:

— Ну и приключение! У меня их было немало за мою собачью жизнь, верно, Берни? Но ни одного настолько сногсшибательного! Что, если бы президент Соединенных Штатов видел, как я ползу по грязи в подземелье под зданием моего французского филиала? Вот так приключение!

Должно быть, Ронсон действительно все знал: Макгэнтер призывал его в свидетели, так же как и Мастерфайс. Я отметил, что Сен-Раме, Рустэв и Мастерфайс все это время молчали как рыбы. Мы ползли, уткнувшись носом в липкую грязь. Внезапно цепочка остановилась.

— В чем дело? — спросил Рустэв.

— Мне кажется, — ответил Кинг Востер, — что здесь проход еще больше сужается и может обвалиться… Я не знаю, надо ли двигаться дальше… Что делать, президент?

Последовало молчание. Мне стало жутко. Неужели все руководство фирмы «Россериз и Митчелл» так нелепо погибнет, задохнувшись в обвалившемся подземном проходе? Наконец Макгэнтер сказал:

— Кинг, думайте сами, вы один можете принять правильное решение… Аберо, нам еще далеко до этой горки?

— Нет, мсье, я думаю, метров тридцать.

В эту минуту послышался громкий жалостный голос, прерываемый рыданиями:

— Я не хочу ползти дальше, не хочу умирать, я задыхаюсь, остановитесь, умоляю вас! Остановитесь!

Это был Фурнье, начальник отдела новых машин, супруг тучной самки, которая вешалась на шею фатоватому Вассону, начальнику отдела экспорта в страны Востока.

— Кто там ревет? — рассвирепел Ронсон. — Хочешь не хочешь, нам всем придется ползти вперед, ведь пятиться назад еще трудней.

— Нет, нет, лучше убейте меня на месте, я дальше не двинусь! — закричал Фурнье.

Он полз в нескольких шагах позади меня, и я почувствовал, что нервы у него окончательно сдали. Вскоре мы оказались из-за него в отчаянном положении. Подземный ход стал таким узким, что ни один из нас никак не мог протиснуться мимо другого. Как вытащить Фурнье и тех, что ползли за ним? Я эгоистично радовался, что оказался впереди него, ибо в крайнем случае, если крикнут: «Спасайся, кто может!» — я смогу двигаться вперед, ведь Фурнье загородил дорогу только тем, кто полз позади него. Кинг Востер заявил:

— Я продвинулся сантиметров на двадцать, президент, и почти уверен, что нам следует дать задний ход.

— Да, но как? — взорвался Макгэнтер. — Как двигаться назад, если этот осел, что хнычет позади, загородил нам путь? Если вы не будете двигаться вперед, Востер, мы застрянем здесь как в мышеловке. Какой идиот там сходит с ума?

А Фурнье в самом деле был в истерике, и его вопли выводили нас из себя. Он дошел уже до высшей точки и, проклиная фирму, принялся уверять, что он и есть обличитель.

— Да! — кричал он. — Я всегда знал, что подохну в этой грязной лавчонке поганых америкашек, но и вы подохнете вместе со мной! Вы слышите? Мы все подохнем в этих дерьмовых катакомбах! И ты, Макгэнтер, старый боров, убийца, фашист, — ты тоже подохнешь здесь, заживо погребенный, и поделом тебе, подлюга, это по твоему приказу уничтожили столько негров, столько несчастных бедняков во всем мире! И вы, жалкие идиоты, ползающие на брюхе в грязи, — посмотрите, на кого вы похожи! Теперь все ваши сволочные оклады, и высшие школы, и Гарварды, и школы бизнеса пойдут псу под хвост! Так вам и надо, подонки! А ты, Вассон, больше не будешь щупать мою жену, потому что скоро околеешь, и тем лучше для нее, иначе ты наградил бы ее сифилисом! И ты, сволочуга Аберо, перестанешь лизаться с мамашей Сен-Раме, этой шлюхой, которая ухитрилась добиться для себя семейного пособия! А-а, помогите! Помогите! Мы тут все передохнем!

— Кто мне подсунул этого сотрудника? — взревел Макгэнтер. — Рустэв, Сен-Раме, кто этот жалкий трус?

— Это Фурнье, господин президент, он выпускник Центральной школы администраторов, имеет диплом Высшей коммерческой школы в Цинциннати и прошел стажировку в Гарвардской летней школе.

— Тогда почему он такой слабонервный? А что, связь между Аберо и вашей женой — это правда, Анри? Ну и дьявол этот Аберо; если мы выберемся отсюда живыми, я повышу его в должности.

— А кем вы назначите меня, господин президент? — спросил Аберо, не любивший неопределенности.

— Вы будете повышены, черт побери, — разве вам этого мало?! Кем вас назначат — увидим после! А сейчас нам надо выбираться отсюда… Да заставьте же его замолчать, будь он проклят! Кто там перед этим Фурнье?

— Это я, господин президент, Ле Рантек.

— Послушайте, Ле Рантек, какая у вас должность?

— Я доверенное лицо при генеральной дирекции, господин президент, сотрудник администрации, ведающий связями между Соединенными Штатами и Европой.

— Ага, тогда я уверен, вы никогда не работали «в строю»?

— Никогда, господин президент.

— Ну что ж, поработайте-ка разок рядовым, старина, и для начала стукните ногой по башке этого идиота и прикончите его. Я не переношу помешанных.

А Фурнье звал свою мать, вопил, что мечтает обрабатывать землю, разводить овец и жить мирно на лоне природы. В припадке безумия он повторял стереотипные рассуждения руководящих работников того времени. Все они заявляли почти на каждом званом обеде, что не хотят больше вести такую нелепую жизнь, получая высокое жалованье и мучаясь в сутолоке городского транспорта, что они мечтают о том дне, когда займутся разведением голубей, или фазанов, или форели и, разумеется, пресловутых овец. Когда я услышал, что Ле Ран-теку было приказано ударом сапога размозжить голову Фурнье, я содрогнулся. Растянувшись на животе в грязи прохода, я инстинктивно прикрыл голову руками на случай, если лежащий передо мной Иритьери в припадке безумия попытается меня убить.